— Я служил ему, пока он прислушивался к закону, и служил бы дальше верой и правдой. Он сам сделал свой выбор. — Чейз не сдержал усмешки. — Я оказался на улице, когда нарушил устав и отказался присягать новому королю — думаете, что я сделаю это снова?
— Отказался служить Расиэлю, но следуешь за таким, как Бельфегор — какая ирония, — хмыкнул в ответ Джессо и снисходительно отвернулся. — Удачи в поимке Мукуро, Донован. Надеюсь, что ты хотя бы не умрешь.
— Могу сказать то же самое и вам, — вежливо улыбаясь, ответил Чейз и, поклонившись, вскочил на лошадь. — Моя совесть чиста. Я всего лишь солдат, который действует согласно уставу. Если бы того требовал закон, я бы без сомнений убил бы и собственную мать.
Бьякуран не стал продолжать бессмысленный диалог и ушел раньше, чем за спиной раздался топот копыт.
Чейз служил Мукуро много лет, он хорошо его знал. Если бы удалось поколебить его уверенность, то для Мукуро было бы легче сбежать.
Теперь же… оставалось надеяться на то, что Чейз знает его хуже, чем думает.
***
Мукуро вытер нож рубашкой, обессилено опустился на землю и прижался взмокшей спиной к шершавому стволу дерева.
Он прошел всего с милю, а уже успел наткнуться на одиноко бродящего по лесу солдата. Обычно солдаты поодиночке не ходят, поэтому стоило ожидать подкрепления.
Он бы расправился с несчастным быстрее и легче, если бы не был так голоден и опустошен. Даже во время сражения он не мог ни на секунду выкинуть из головы Хибари.
Может, он действительно поторопился? Может, Хибари вовсе не с орденом? Может, на него напали, и ему пришлось обороняться, а тот труп и признаки борьбы появились гораздо позже?
Мукуро взглянул на сереющее небо и понял, что возвращаться было уже поздно: даже если Хибари просто гулял где-то, то он наверняка уже ушел из жилища егеря.
К тому же, это идеальный способ избавиться от боя, в котором он участвовать не хотел. Мукуро знал, что он сильнее Кеи, а убивать его желания вовсе не было, впрочем, как и умирать самому. Расставание — единственный возможный выбор, который позволял им обоим остаться в живых.
По крайней мере, они напоследок хотя бы потрахались.
Мукуро посмеялся и поднялся, поднимая с земли потрепанную сумку, что они с Кеей стащили у разбойников. Надо поторапливаться, ночью будет сложнее выбраться — будет высок риск просто-напросто напороться на солдата, не увидев его в потемках. А еще с наступлением темноты из своих нор выползут дикие животные, а они, быть может, таят в себе опасность гораздо большую, нежели преследователи.
Он держался подальше от протоптанных тропинок и старался идти ближе к зарослям, чтобы можно было в случае опасности спрятаться в кустах. Еще пару солдат он смог бы одолеть, но не больше.
Живот сводило, от жары плавилось сознание, и каждый шаг давался все с большим трудом. Он уже забыл, когда в последний раз пешком проходил столько миль на пустой желудок — кажется, лет двенадцать назад, не меньше.
Мукуро вышел на окраину и, пригнувшись, перебежал к сваленным в большую груду камням. Как и ожидалось, солдат на границе было немерено. Выйти из города незамеченным не представлялось возможным.
Мукуро вернулся в лес и, отбежав на достаточно безопасное расстояние, буквально рухнул на траву. Он не имел понятия о том, как же ему перебраться через границу. Единственный открытый выход был в море, но такое решение было чистым самоубийством — без лодки-то и припасов.
Нет, был еще один вариант. Тоже опасный, но имеющий больше шансов на успешное осуществление.
Идти через главные ворота.
Вряд ли от беглецов ожидают подобной выходки — это за гранью разумности, но именно на это и идет ставка. Скорее всего, главные ворота защищены гораздо слабее, а это дает отличную возможность пройти через них незамеченным. С каким-нибудь торговым обозом, например.
Придется еще раз переночевать в домике егеря и вернуться в город.
На обратном пути Мукуро едва не совершил непоправимую ошибку. Увидев зайца, он едва не вытащил револьвер, однако вовремя спохватился и позволил животному сбежать. Если бы он выстрелил, на шум сбежалась бы все солдаты в округе, и вместо сытного обеда он отправился бы посылкой во дворец, где его скорее накормили бы лошадиным навозом.
Он прибыл к месту ночлега уже в сумерках и сразу же увидел привязанную к дереву лошадь. Это настораживало: сбруя была явно не королевской, да и лошадь не похожа на тех, что принадлежали королевскому дому, но она также не походила на тех, которыми пользовались егеря.
Мукуро долго вглядывался в темные окна, прислушивался, и в конце концов решил все же выйти. Он подошел к мирно стоявшей лошади, лениво работающей челюстями и погладил ее по гриве. Она явно скакала как бешеная последние пару часов точно — на губах еще пена не обсохла. Как же ее загнали.
За спиной скрипнула дверь, и Мукуро схватился за револьвер. Но, когда он развернулся, то едва не выронил из рук оружие.
— Я думал, что ты сбежал, — сухо произнес Хибари, направляясь к нему. Мукуро даже дар речи потерял и просто тупо пялился на него, пока он кормил лошадь сырой морковкой.
— Я думал, что ты, — только и смог выдавить он.
Хибари выглядел так, словно ничто в жизни его не волновало. Взгляд его не вспыхивал искрами ненависти, и его не передергивало от отвращения — он был… словно неживым.
— Ты был с орденом?
— Да.
— Видел Каваллоне?
— Да.
Односложные ответы никак не проясняли ситуацию. Если он был с Каваллоне, то что делает здесь? Как Каваллоне вообще умудрился его отпустить? Или… Кея хочет по-быстрому разобраться с объектом своей ненависти и вернуться?
— Пришел, чтобы убить меня? — хмыкнул Мукуро, немного успокоившись. Все же в действиях Хибари не было ничего противоестественного.
— Разумеется. Не из-за великой любви же, — абсолютно бесстрастно ответил Кея, отряхивая руки. — Я почти в порядке, так что скоро смогу забить тебя до смерти. Наконец-то.
— Ну, это еще вилами по воде написано.
Хибари застыл, глядя в землю, а потом поднял на него глаза. На одно мгновение — прежде, чем его взгляд снова покрылся ледяной коркой, — Мукуро увидел мрачную решительность. Это немного сбивало с толку.
— Сейчас, — сказал он, выдергивая из сумки в седле большой нож, — я хочу драться сейчас.
— Вот как? — улыбнулся Мукуро. — Ты выглядишь так, словно… — Улыбка на его лице померкла. Похоже, до него дошел весь смысл. — Словно ты хочешь, чтобы я тебя убил.
Хибари не ответил, и это послужило лишь подтверждением.
— Ты сдаешься? — тихо спросил Мукуро, чувствуя, как медленно просыпается в нем гнев. — Хочешь, чтобы закончилось именно так?
— Мои мотивы тебя не касаются. К тому же, я стоять и ждать смерти не намерен…
— Но ты заранее готов на проигрыш. Ты хочешь, чтобы я тебя убил! — Мукуро схватил его за ворот и перехватил руку с занесенным ножом. — А я… как ты думаешь, я смогу жить с мыслью о том, что убил тебя?
— Это меня волнует меньше всего, — процедил Хибари, и с него, наконец, слетела эта маска безразличия.
— А что Каваллоне? Как он переживет — ты подумал об этом? Мои чувства тебя не волнуют, но он — его ты должен принимать в расчет.
Хибари потерянно на него посмотрел и, болезненно скривившись, отвернулся.
— Он же не умер? — уточнил Мукуро, недоумевая.
— Для меня — да, — ответил Кея и отшвырнул от себя нож. Весь запал как ветром сдуло. Его просто распирало от эмоций; хотелось закрыть лицо, упасть ничком и орать во все горло, срывая к чертям голос. Он все ждал, когда внутри все перегорит, но никак — наоборот, становилось только хуже.
Он скучал. Это было странно и противоестественно, но он скучал. Сколько же бы он отдал, чтобы вернуться в Колизей! Было опасно, каждый день — борьба, но он был так счастлив. Ему не хватало невыносимо громкого голоса Скуало, беззлобных переругиваний Оливьеро и Закуро, теплых объятий Дино и насмешливой улыбки Шамала. Раньше он наслаждался одиночеством, но сейчас оно давило на него, заставляя жалеть самого себя. А это было самое отвратительное из всего, что он мог чувствовать по отношению к себе.