Мукуро проводил его подозрительным взглядом и, беспардонно пройдя во двор, наткнулся на повозку с мешками, набитыми овсом.
— Нечего у меня воровать.
— Да мне ничего и не нужно от вас, кроме… пожалуй, одного. — Мукуро обошел повозку, с задумчивым видом осматривая ее со всех сторон. — Мне нужно, чтобы вы вывезли меня за ворота.
— Да тут и пешочком пройти недалеко.
Мукуро скосил на него глаза. Старик явно его не узнал, если вообще когда-нибудь слышал о нем. Хотя он уже наверняка понял, что перед ним преступник.
— Мне нужно, чтобы вы вывезли меня. Я могу заплатить.
Старик поднял голову, щуря белесые подслеповатые глаза, и тихо посмеялся.
— Не-е-ет, не заплатишь. У тебя в карманах так же пусто, как и в голове.
— Как мило. Я бы попросил вас говорить со мной… да… — Мукуро фыркнул, вспомнив, что перед ним теперь расшаркиваться никто не обязан, и грозно нахмурил брови, касаясь рукоятки ножа. — Боюсь, что моя просьба переформировалась в требование, так что…
— «Пере» — что?
— Если не хотите погибнуть от руки кровожадного убийцы, то советую прислушаться к моим словам.
Старик вздохнул, поднялся, комкая свою и без того мятую шляпу, и покачал головой:
— Нет. Я не могу ехать, у меня еще много работы по дому.
Мукуро на мгновение обомлел. Может, старик еще и глуховат немного, и не уловил угрозу в его словах?
— Я не боюсь смерти, мальчик, и так жду не дождусь ее — совсем старик, — словно прочитав его мысли, произнес дедушка. — Так что можешь делать, что хочешь. — Он прошаркал мимо него, направляясь к своему древнему домику. — Может быть, выпьем чаю? У меня хороший — архистограты такой не видали даже.
— Какие «архистограты», какой еще чай… — пробормотал Мукуро и, без труда обогнав его, загородил ему путь. — Вывезите меня за границы города. Мне бы очень и очень не хотелось вас трогать, но, боюсь, что в противном случае мне придется сделать вам… плохо. У меня достаточно грехов за спиной, чтобы брать еще один.
Старик внимательно взглянул на него, поджав потрескавшиеся губы, и вздохнул.
— За что тебя хоть ищут, мальчишка?
— Если вкратце — за то, что влюбился, — невесело усмехнулся Мукуро, упустив некоторые не особо важные детали. По сути, все, что с ним происходило сейчас — действительно следствие его неадекватных чувств к Хибари. Об остальном старику знать было вовсе не нужно.
— Не в того, в кого следовало? Нехорошо наказывать человека за столь хорошее чувство. Я надеюсь, что ты мне не соврал, потому что помогать нехорошему человеку мне совсем не хочется.
— А если соврал?
— Я этого уже не узнаю, а тебя Бог накажет, — улыбнулся старик, со скрипом открывая кособокую дверцу загона, в котором тихо фыркала невзрачная кляча.
«Бога не существует», — чуть было не ляпнул Мукуро, но вовремя заставил себя замолчать: не хватало еще, чтобы дедок передумал.
Если бы высшие силы действительно обитали где-то на небесах, они вряд ли позволили бы жить на земле таким людям, как Бельфегор. Или как сам Мукуро.
Он помнил, как родители заставляли его молиться перед едой, помнил скучные торжественные пения в городской церкви и маленькую часовню в поместье, где почти постоянно находился Ремей — старый священник с густой красивой бородой и строгим цепким взглядом.
А еще помнил, как его набожных родителей убили в собственном доме, как ему пришлось выживать в одиночку в течение нескольких месяцев, и знал лично людей, каждый божий день посещающих церковь, но при этом потерявших много близких.
Стоило ли говорить о том, что верить в того, кто даже не дает о себе знать, не особо-то и хотелось? Мукуро не верил в Бога и не боялся того, что с ним будет после смерти. Он больше думал о том, что происходило с ним в его дерьмовой жизни на этой грешной земле.
Наблюдая за тем, как старик запрягает в повозку нечто, отдаленно напоминавшее полудохлого пони, он мучился сомнениями, правильно ли поступал. Дело было не в том, что он волновался о старике, а в том, что будет, если этот самый старик решит просто сдать его страже, едва они достигнут ворот? Верить незнакомому человеку Мукуро бы и раньше не стал, не говоря уже о нынешней ситуации.
— Я могу вам верить?
— Нет. Никому верить нельзя в этом мире.
— Хах, как оптимистично. Но я склонен к тому, чтобы согласиться с вами. — Мукуро залез в повозку, проваливаясь в кучу не туго набитых мешков, из которых зерно так и сыпалось.
Старик, тяжко и натужно кряхтя, сел на лошадь и слегка подстегнул ее. Мукуро с трудом взвалил на себя один из мешков и зарылся глубже, стараясь не вдыхать носом затхлый запах пыльного зерна и конского навоза.
В ветхой тряпичной крыше телеги проглядывалось ярко-голубое небо, подернутое легкой пеленой облаков, и почему-то казалось, словно он какой-то узник и видит такую красоту из зарешеченного окошка темницы.
Мукуро нахмурил брови, закрывая глаза. Он очень надеялся, что Бьякурану удалось сбежать и сейчас он в относительной безопасности. Только бы не помчался спасать его — этого только и не хватало после всего, через что пришлось пройти ради этой попытки помочь хотя бы ему.
— А имя у твоей принцессы есть? — неожиданно спросил старик приглушенно и закашлялся. Мукуро сначала даже не понял его, а потом тихо рассмеялся.
— Есть, но имя слишком известное, чтобы его называть.
— Мм… по твоему говору я понял, что ты явно благородных корней. Может быть, я угадаю?
Мукуро услышал отдаленный звук лязгающих доспехов и невольно вздрогнул. Он так увлекся разговором со стариком, что почти забыл о преследовании.
— Может быть, леди Карла?
— Ей же больше пятидесяти! — на автомате ответил Мукуро и вспомнил вдову герцога Айвора. Толстенькие старушки с манией величия уж точно не были в его вкусе.
— Правда? Премиленькая была женщина, как я помню.
На язык так и просилось: «В каком году вы видели ее в последний раз?», но он снова промолчал, не найдя в себе сил даже посмеяться. Старик тоже молчал, и вскоре они въехали на более оживленную местность.
— Овес, овес, кому нужен овес! — вдруг закричал старик скрипучим голосом, и Мукуро захотелось обругать его всеми ужасными словами, которые он только знал. А если кто-то захочет купить, поднимет мешок и увидит его, вольготно разлегшегося на дне?
— Пошел вон отсюда, старик! — раздался гневный голос, кажется, одного из стражников. — Кто будет у тебя покупать сраный овес в центре королевства, вали на рынок за пределами города и продавай его таким же оборвышам!
— Спасибо, сынок, я так и сделаю. Извини старика.
— Да-да, катись уже.
Мукуро перевел дух. Похоже, дед все же знал, что делал. В столице действительно если и торгуют чем-то подобным, то на самых задворках или же за ее пределами — в близлежащих деревнях и мелких городках, на местных рынках. С таким товаром телегу пропустят за ворота, даже не подвергая ее тщательному осмотру. Стариков подозревать никто не будет.
Он поверить не мог, что на одно мгновение позавидовал этому дедуле.
Вскоре его начало слегка подташнивать. Навалившиеся сверху мешки затрудняли дыхание, да и спертый запах плесени и пыли не облегчал жизнь. Лежать на дне телеги и пересчитывать спиной все ухабы и камни, что попадались на дороге, все же было не особо приятным занятием, но выбирать не приходилось.
— Дедушка, не знаешь, что у нас в городе особое положение? — донесся до него весьма вежливый голос. Слышался лязг доспехов и металлический грохот лебедки. Они находились уже рядом с воротами.
— Правда? Ой, я и не знал. Вот, вышел торговать овсом, жить-то надо на что-то.
— Поворачивай назад, объезжай и выходи через южные ворота, здесь вход и выход только для патрулей.
— Ах, как печально… не думаю, что мне хватит времени для объезда.
— Извини, дедуль, ничем помочь не могу.
Мукуро не успел мысленно осыпать проклятиями весь его род, как раздался гневный окрик:
— Шелтон, хватит трещать, дуй на пост!
— Лейтенант, здесь… старик хочет выехать из города на рынок. Может, пропустим его?