Прошло уже больше недели, а ему до сих пор кажется по ночам, что его вот-вот пнут, пробуждая ото сна, напичкают не утоляющей голод едой и погонят на тренировку.
В зале шумно: повсюду раздаются смех, ругательства и бахвальства, а еще нос щекочет ставший почти привычным запах пота и гниющих ран — свежей кровью пахнет только на арене. Оливьеро сидит на столе среди груды оружия и качает скрещенными в лодыжках ногами, беззлобно подразнивая какого-нибудь присосавшегося к ней мужчину. Хибари, как обычно, прячется в тени углов, избегая людей, а рядом с ним стоит Дино, украдкой сплетая его пальцы со своими и параллельно поддерживая разговор с другими бойцами. Скуало думает, что сейчас с него снимут цепь, он прогонит надоедливого ухажера Оливьеро, отобьется от ее приставаний и снова пойдет убеждать Хибари хотя бы не всерьез с ним подраться.
Но он открывал глаза, перед ними оказывался дощатый потолок; пол под ногами шатался вместе с плывущим по волнам кораблем, а в ушах все стояли безумные крики чаек.
В такие минуты, по утрам, Скуало искренне ненавидел Занзаса и так сильно скучал по Казематам, что готов был прыгнуть в воду и отправиться назад вплавь.
А потом понимал, что это все бесполезно. Прошло много времени, и что бы ни случилось, было уже поздно.
Или, может быть, он просто убеждал себя в этом, потому что не знал, как отреагирует на то, если вдруг вернется, а Хибари, Дино и Оливьеро уже не будет.
— Капитан сказал, что вечером мы уже будем в Сидонии, так что можешь порадоваться, — подошел к нему Занзас и заглянул за борт, приваливаясь к нему боком.
— Сейчас обосрусь от счастья, — огрызнулся Скуало и провел ладонью по непривычно коротким волосам. Занзас пнул его по ноге.
— Хватит рожи корчить, придурок, я твою жопу спас!
— Ага, я уже валяюсь у твоих ног в знак благодарности. Только ты забыл упомянуть, что жопу мою спас, чтобы ее периодически потрахивать, так что иди на хрен.
Занзас сжал кулак, словно собирался его ударить, но почему-то передумал и стукнул перекладину, тяжело выдыхая через стиснутые зубы.
— Думаешь, ты один беспокоишься? Я тоже переживаю за своих друзей, так что могу тебя понять.
Скуало расхохотался и похлопал его по спине.
— Дааа, вот так сравнение! Ну-ка, расскажи мне, какие опасности поджидают лордов? Эм, затрудняюсь ответить сам: неудачный выбор наряда? Или, может, недомогание из-за переедания? Куда там мне со своими дурацкими переживаниями, когда я даже не знаю, выжил ли хоть кто-то из моих друзей на долбанной сраной арене!
— Да пошел ты! Думаешь, мы только и делаем, что наедаемся до отвала да пляски отплясываем на балах? Это, черт побери, такое же сраное выживание, только если вы просто сдохнете, то мы сдохнем, и нам перемоют при этом косточки при каждом чаепитии, да вдобавок проедутся нехило по нашим потомкам, если еще и предков не заденут. Одно неправильно подобранное слово или косой взгляд — и тебя могут заказать наемникам; приходится лебезить перед королем и герцогом, чтобы им вдруг не вздумалось лишить тебя титула и принадлежащих тебе земель и пустить по миру едва ли не голышом. А что насчет повстанцев? Как не подлизывай им, все равно найдутся недовольные, которые разбомбят часть города: чтобы ее отстроить потом, придется поднимать налоги, а это означает, что появится еще кучка лоботрясов, думающих, что, вооружившись вилами, они выбьют для себя лучшие условия. — Занзас перевел дух и уставился в воду. — Я могу продолжать хоть до вечера, если ты все еще сомневаешься. Так что беспокойств хватает и у меня, еще и на рожу твою унылую целыми днями пялиться.
Он замолчали, думая каждый о своем. Вокруг них начал понемногу собираться народ: торговцы, везущие в другие земли товар, путешественники, ученые; мимо шмыгали и юркие матросы, а с верхней палубы доносился громкий и довольный голос капитана судна: попутный ветер помогал им всю дорогу, да и они сумели избежать шторма, который намечался ночью — поводов для радости уже предостаточно.
— Мукуро должен был уже получить титул маркиза, — отстраненно заметил Занзас, основательно раскиснув. — Вряд ли он уже вернулся домой, сейчас наверняка принимает поздравления и притирается с герцогами и другими маркизами — теперь они должны обращаться с ним на равных… — Он покачал головой и вздохнул. — Бьякуран определенно напивается с горя в одиночку, и никто ему не отвесит поднимающих настроение пинков.
— Как ты мог их бросить тогда, раз так трясешься за них?
— Потому что им пришлось бы хуже со мной. Я ведь послал к херам короля и все его окружение, а мои засранцы такие, что ввязались бы из-за меня во всю опасную жуть, что только существует. Я не хотел этого допустить. Но я не мог потерять и тебя тоже.
— Я… я знаю. — Скуало с силой провел рукой по лицу и попытался выкинуть из головы дурные мысли. Не получилось. — Если бы я остался тогда на арене, если бы дал Каваллоне себя убить… его план сработал бы. Хибари был бы спасен, Каваллоне был бы спасен. Они бы вытащили Оливьеро. Не говоря уже о том, что повстанцы могли бы захватить Колизей вместе со всеми этими важными шишками.
— Ты знал Хибари и ту женщину всего пару месяцев, а Каваллоне и того меньше. Ты же сам мечтал о том, чтобы убить Хибари, да я сам мечтал об этом, так какого черта ты сам так убиваешься?
Скуало усмехнулся.
— Мечтал я убить другого Хибари, но опоздал. Твой дружок Мукуро меня опередил. — Он вспомнил тот, кажущийся теперь таким далеким, образ, который увидел в лесу. Чувство восхищения немного притупилось; ему был гораздо ближе тот, что был в Казематах. — Но я нашел другого, и с ним подружиться смог. Жаль, что получилось так недолго. Я надеюсь… я надеюсь, что Оливьеро… хотя бы она выжила. Если бои продолжились, то у нее был шанс. — Скуало пожал плечо Занзаса и отвернулся. — Извини. У меня нет должного настроя, чтобы говорить с тобой. Не хочу портить все своим унылым лицом, а другое состроить не получается.
Занзас проводил его взглядом и облокотился на бортик, бездумно глядя на пенистые волны.
Почему-то свобода его совсем не радовала.
***
На улице было уже совсем темно.
В пустом зале, задрав хвост, между скамьями и стульями бродила сытая толстая кошка; громко тикали настенные часы.
Скрипнула дверь; колокольчик звонко зазвенел, оповещая о новом посетителе.
— О, нет, мы уже закрыты, — раздраженно произнес хозяин таверны, откладывая в сторону тряпку, которой протирал прилавок. — Эй, оглох? Мы не работаем!
Гость швырнул на один из столов старую потертую сумку и стащил с головы капюшон.
— Будь я проклят… Хибари, — присвистнул мужчина и, обойдя прилавок, выглянул на улицу. Удостоверившись, что снаружи никого нет, он надежно закрыл дверь и вернулся. — Зря ты явился. Ты можешь навести на гильдию солдат.
— Я пришел за своими вещами, плевать я хотел на гильдию, — устало бросил Хибари и протянул руку. — Ключ от комнаты.
Мужчина взглянул на его ладонь и, отвернувшись, направился к лестнице. Хибари двинулся за ним.
— Забирай все, тебя исключили из гильдии. Ты больше не имеешь с нами никаких дел.
— Какая досада, — безразлично пожал плечами Кея, нетерпеливо тарабаня пальцами по стене, пока тот перебирал связку с ключами. Когда дверь открылась, он оттолкнул мужчину в сторону и вошел внутрь, оглядываясь.
— Здесь никого не было с тех пор, как ты… попался, так что все вещи на своих местах. Забирай и уходи поскорее, пока по твоим следам не нагрянули солдаты.
Хибари сел на корточки у стены и оторвал от нее дощечку. Мужчина с любопытством за ним наблюдал.
— Я думал, что ты в столице. Скрываешься там.
— Правильно думал. Все должны так думать. — Хибари выудил из тайника тонфа и, затаив дыхание, погладил их рукой. — Наконец-то… — Он стремительно поднялся и, поморщившись, обратился к хозяину: — Не можешь сказать ничего о местонахождении Рокудо Мукуро?
— Рокудо… Мукуро? — удивился мужчина и почесал затылок. — Заказ на него отозвали после того, как ты провалился, так что нам он уже не интересен.
— Его не заказал никто из аристократов после того, как он сбежал?