Это должно было радовать, ведь Мукуро именно этого и хотел. Просто знать, что он жив должно было быть достаточно. Кея может начать жить заново или продолжить прежнюю — до их встречи — жизнь. Наверняка рядом ошивается Каваллоне, пытается пробиться к нему заново, и ему наверняка это удастся, ведь Кея по непонятной причине уже влюблялся в него по уши прежде.
В его жизни места Мукуро уже не находилось. Да и прежде это место приходилось вырывать силой, так что… уже можно было отпустить.
Хибари вернулся на скамью и отвернулся, переводя убийственный взгляд на несчастного кролика.
— Подарок, — буркнул Мукуро, бросив утку в повозку со свежатиной.
Он чувствовал себя… неважно. Именно таким словом он только и мог описать свое состояние, потому что других просто не мог подобрать. Внутри все было в смятении; он был растерян и странно опустошен. Ему хотелось радоваться, но не получалось. Это не было похоже на обиду, но осознавать, что тебя просто стерли из памяти — считай, жизни — было очень неприятно. Даже больно.
— Просто уходишь? — окликнул его Хибари, видимо, проследовав за ним.
— Я же сказал, что не выдам тебя… вас.
— Мукуро, хватит ломать комедию, — с неожиданной злостью произнес он.
— Вы, наверное, обознались.
— Твою омерзительную рожу я узнаю из миллиона.
— Так ты помнишь… — с облегчением выдохнул Мукуро и разъярился. — Это я ломаю комедию?! Ты… что это было вообще? Какого черта ты притворился… — Он понизил тон, заметив, что некоторые люди обратили на них внимание, и потер виски. — Тебе, вроде, стреляли в спину, а не в голову, — вздохнул он. — Зачем ты притворялся?
— Может быть, веселился, — пожал плечами Кея. — Я искал тебя. Сразимся?
— Прямо здесь? Хочешь, чтобы охотники за головами или солдаты с гиканьем напали на нас — придурков, сцепившихся посреди скопления народа? Каваллоне, случаем, тебе копытом по голове не съездил?
Хибари на мгновение замер, отводя взгляд, и снова повернулся к нему.
— Что ты предлагаешь? Постоянно находишь отговорки.
— Если под отговорками ты подразумеваешь здравый смысл и осторожность, то у меня для тебя плохие новости касательно твоей адекватности, — зло усмехнулся Мукуро, все еще находясь в бешенстве. Где-то на заднем плане в его душе заходилось вовсю ликование — пока непонятно от чего именно, но оно с лихвой перекрывалось негативными эмоциями. — Раз уж ты оказался здесь, да еще и раньше меня, то должен понимать, куда я держу путь.
— В свое родовое поместье, в котором ты души не чаял?
— Именно. Там нам никто не помешает.
Хибари выглядел удовлетворенно. Он посмотрел на зажатого в руке кролика и бросил им в Мукуро, проходя мимо него.
— Ты явно держишь на меня злобу, — покачал головой Рокудо, выкидывая тушку на обочину.
— У меня достаточно причин.
— Но в последние дни, которые мы провели вместе, ты вел себя немного сдержаннее и даже приветливее.
— Да, до того, как ты сбежал от меня, испугавшись сражения.
— Прости, что? — Мукуро пришлось вновь перейти на яростный шепот, и он, схватил Хибари за руку, ускоряя шаг. Ему хотелось столько всего сказать, и желательно погромче, так что лучше бы им выйти за пределы города до того момента, как его прорвет окончательно. — Ты был ранен, и мне пришлось оставить тебя.
— Ты мог остаться.
— Чтобы повстанцы подвесили меня на дереве, выпустив кишки? Благодарю, такая смерть мне не по душе.
Хибари вдруг оступился и схватился свободной рукой за плечо, кривя лицо. Боль в спине давала знать все чаще: видимо, долгая дорога сыграла свою роль, и он все-таки занес заразу в рану, пока скитался в дикой природе и по сомнительным тавернам.
— Ты в порядке?
— В полном. Твоя забота мне не нужна, — отрезал Хибари, отдергивая руку и медленно выпрямляясь. Он, часто и осторожно дыша, снова вышел вперед, расправив плечи и вскинув голову. Даже в таком состоянии он старался держаться так, словно с ним действительно все было в порядке. Хотя он прекрасно понимал, что это очень далеко от правды.
— Так… где Каваллоне? Ты здоров, а значит тебе помогли повстанцы. Он все же покинул орден, или они ошиваются неподалеку?
Хибари опять промолчал, нахмурив брови. Мукуро не стал допытываться, да и ответ знать ему не особо хотелось. К тому же, он догадывался о примерном сценарии, а слышать о тошнотворно-слащавой истории воссоединения двух любящих сердец было выше его сил.
Хибари шел впереди, и Мукуро смотрел ему в спину, даже не стараясь его нагнать.
Когда-то Кея спросил его, за что он его любит — теперь, такого? Раньше не было времени как следует поразмыслить об этом, да и сейчас тоже, но почему-то он никак не мог перестать об этом думать.
Они знакомы уже год. Столько всего произошло за эти месяцы — на всю жизнь хватило бы…
Мукуро помнил, с чего начиналось: легкий интерес, желание причинить боль, унизить… Потом он хотел сломать, хотел увидеть страх, слышать мольбы о пощаде. Потом он хотел обладать. А когда появился Каваллоне, в нем взыграло чувство собственничества. После этого все так стремительно завертелось, что заниматься самокопанием было некогда.
Все сводится к соперничеству? Или все относится к банальной жадности?
Кея не мог понять, за что его можно любить, ведь сейчас он, скорее всего, ненавидит себя. Что сейчас в нем осталось от того Кеи, которого Мукуро встретил впервые? Полюбил ли он его прежнего, мирясь с неизбежными изменениями в его характере и поведении, или он привязался уже к «новому» ему, сломленному, но отбрыкивающемуся из последних сил. Или же обе его личности представляли для него большой интерес?
— Почему ты подыграл? — вдруг спросил Хибари, не поворачиваясь к нему.
— Прошу прощения?
— Когда я притворился, что не помню тебя. Я думал, ты воспользуешься этим, чтобы… — он замолк, но Мукуро прекрасно его понял.
-… чтобы втереться тебе в доверие и снова заполучить тебя? Как же я упустил такой шанс? — насмешливо фыркнул Рокудо. — Мне показалось правильным дать тебе возможность начать жизнь заново.
— Когда это ты стал поступать правильно?
— Ты хотел спровоцировать меня, чтобы лишний раз удостовериться в том, какой я мерзавец. Чтобы заставить себя ненавидеть меня еще больше. Но разве тебе это нужно? Ты ведь и так терпеть меня не можешь — настолько, насколько это вообще возможно. Или в какой-то момент это изменилось?
— Не смеши меня.
— И не собирался.
Хибари резко остановился — Мукуро едва не врезался в него.
— Ты можешь фантазировать о чем угодно, пока мы не дошли до поместья. Я убью тебя, и думать ты больше не сможешь ни о чем.
— Как всегда, самоуверенно. Но спешу тебя огорчить: сегодня кровопролития не будет. По крайней мере, между нами.
— Сегодня, — по слогам процедил Кея, опаляя его яростным взглядом. Мукуро пожал плечами:
— Не сегодня, Кея. Я больше недели носился по полям, лесам и грязным кабакам, скрывался от солдат и чокнутых охотников за головами, спал под кустами и на полу, где топтались свинопасы; я грязный, от меня воняет, я жутко устал и хочу нормально отдохнуть. Вот после того, как я превращусь обратно в нормального человека, тогда мы и поговорим с тобой о сражении. В противном случае, ты просто убьешь безоружного несопротивляющегося человека. Если тебя это устраивает, то — пожалуйста.
Хибари мгновение сверлил его взглядом, молча отвернулся и продолжил путь. На самом деле, еще пару часов назад он мучился от болей и усталости, но едва увидев Мукуро (которого узнал бы и в лучшей маскировке), сразу забыл обо всем на свете. Ему хотелось убить его, хотелось долгой, изнурительной драки, которая выбьет из головы все мысли, хотелось освободиться. И даже не особо важно, кто из них выйдет победителем. Он до умопомрачения хотел убить Мукуро, но иногда ловил себя на мысли, что может быть — только может — ему хотелось умереть самому.
— Стой, — окликнул его Мукуро, и Хибари, все еще погруженный в себя, невольно послушался.
Они только перешли деревянный мостик, перекинутый через обмельчавшую грязную речушку, и здесь нужно было сойти с тропы.