Наверняка это и было причиной его раздражения.
— Прислуги здесь нет? — заметил Хибари, освещая керосиновой лампой коридор, по которому его вел Мукуро. Тот тихо рассмеялся, поворачивая к нему свою лампу.
— Ты имеешь понятие о значении фразы «секретное место»? Конечно же, я не держу здесь прислугу, они разгуливали бы по округе, да и сюда приходилось бы посылать обозы с провизией, дрова и прочее-прочее… Я раз в месяц отправлял из своего замка людей, которые наводили здесь порядок, и этого вполне хватало.
— Значит, если тот же Виллани начнет допрашивать твою прислугу, стражу, он сможет узнать и об этом месте?
— Мои люди меня любят, — без ложной скромности заявил Мукуро. — Те, которые служили мне непосредственно. Народ вне стен моего замка в основном меня недолюбливает.
— И их я понимаю больше.
— Ты необъективен. Знаешь, существует немало людей, которым я небезразличен.
— Я тоже вхожу в это число. Я тебя ненавижу.
— Ха-ха. Я имею в виду тех, кто меня любит.
— Такие же ублюдки, как и ты сам — не в счет.
— Забыли. У меня нет настроения на споры с таким твердолобым человеком, как ты. К слову, Кея, ты тоже не ангел, синьор наемный убийца.
Хибари хмыкнул и вошел в купальню. Внутри витали клубы пара и очень сильно пахло сандаловым маслом.
— Граф-неженка. В этом я был прав, — произнес он, морщась, и подошел к ванне. Вода была горячей, приятно горячей. Хибари не мылся уже целую внешность — родники в лесах и холодную воду в ковшиках из таверн он в расчет не брал. — Выйди.
— О, господи, я тебя голым видел раз сто.
— Это не заставит меня передумать.
— Если бы я хотел тебя сейчас, то мог бы взять силой.
— Так если не хочешь, то можешь спокойно выйти, или ты все-таки настроен на споры?
Мукуро покачал головой и вышел, не забыв указать на комод, где он приготовил для него полотенце и халат.
Оставшись в одиночестве, Хибари с удовольствием сбросил с себя одежду, провонявшую потом, кровью и травой, и осторожно забрался в ванну, поджимая пальцы на руках и ногах от накатившего на него блаженства.
Опуститься в воду до конца он так и не смог. Подступившая к открытым ранам вода обжигала и щипала, и он терпеливо погружался миллиметр за миллиметром, не желая отказываться от купания. Опасность заражения его не особо волновала: главное дожить до утра, чтобы сразиться с Мукуро, а что будет дальше — все равно.
Когда он улегся в ванну полностью и откинул голову на бортик, расслабляясь, в дверь постучали.
— Даже не вздумай, — процедил Хибари, но Мукуро все равно вошел.
— Я принес лекарства и бинты. Чем скорее закончим с этим, тем скорее я смогу улечься спать с бутылкой виски в обнимку.
— Я смогу справиться сам.
— Дотянешься до своей спины? — Мукуро подтянул стул и сел в изголовье, укладывая на колени медицинскую сумку. — Подайся немного вперед.
Хибари замер, стискивая скользкие бортики ванны, и остался на месте.
— Я не прошу встать тебя в коленно-локтевую, так что просто немного подайся вперед. Максимум, до чего я дотянусь, так это только до лопаток и… чуть ниже, но твоя драгоценная задница будет в безопасности… Ладно, зря я так сказал.
Хибари не шелохнулся.
— Кея, я не настроен на секс и…
— Я уже это слышал. Каждый раз ты доказывал обратное.
— Знаешь, когда ты упираешься, это заводит больше, так что не раззадоривай меня и наклонись.
— Не буду, — разозлился Хибари.
— Ладно. — Мукуро спокойно поднялся, обошел его и, встав перед ним, принялся раздеваться. — Перейдем тогда к самой интересной части. Или… ты все еще можешь просто наклониться, а это ведь куда лучше, чем елозить коленями на мокром полу! — рявкнул он, и Хибари нехотя приподнялся. — Кажется, я нашел к тебе подход.
Он вернулся на свое место и поднял лампу.
— Что это за… Твою мать… Кажется… кажется, у тебя заражение.
— Как удивительно, — с сарказмом протянул Кея, обнимая колени и даже не пытаясь заглянуть за плечо. Молчание за его спиной затянулось. — Только не говори, что ты принялся меня лечить, даже не зная, как это делается.
— Я думал, что нужно только перевязать, а что делать с этим!..
— Возьми нож и срежь мертвую кожу, — вздохнув, подсказал Хибари.
— О, это легко.
Хибари невесело усмехнулся. В памяти всплыл момент, когда Дино доставал из его плеча пулю, как он боялся и как дрожали его руки. Как он уснул рядом с ним, перевязав его рану, и… признался в любви на другой день.
Резкая боль заставила его вскрикнуть и дернуться от неожиданности, и Мукуро пришлось надавить на его плечи, чтобы тот успокоился.
— Если ты будешь так прыгать, я срежу тебе еще и мясо. Тебе было так сильно больно… Шамал вроде… давал тебе морфий. — Он принялся копаться в сумке.
— Мне он не нужен. Режь дальше.
— Ну, Кея, я-то садист, и мне это проблем не доставит, а ты…
— Режь.
Хибари прикрыл глаза, расслабляясь. Физическая боль сменяла все остальные, и он был только “за” такой обмен.
Мукуро настороженно взглянул на него, но, пожав плечами, все же принялся за работу. Закончив срезать омертвевшую плоть, он щедро обмазал края раны мерзкой мазью, на которую ослабевший от утомительной процедуры Хибари ему указал, и плотно обмотал бинтом. Все это время Кея хранил гробовое молчание, лишь изредка вздрагивая плечами и прерывисто дыша. После этого он закутался в халат и позволил отвести себя в гостиную.
— Я нашел вяленое мясо и орехи, — сказал Мукуро. — Не те обеды, которые ты получал в моем замке, конечно, но…
— Но и не те объедки, что были в Казематах.
— Увы, но я не знаю, что там подавали. Хотя явно что-то неаппетитное.
Хибари взял кусочек мяса и вгрызся в него зубами. Последней его едой был подстреленный кролик, но ему пришлось бросить его едва надкусанным, когда на него вышли охотники за головами.
— Хорошее обезболивающее, — протянул ему рюмку Мукуро.
Хибари посмотрел на искрящийся в тусклом свете виски и покачал головой. Пока болело тело, он мог отвлекаться на него.
В камине потрескивали дрова, и в комнате было очень тепло и уютно, если бы не компания, которую приходилось разделять.
Мукуро сидел на софе, скрестив под собой ноги, и тоже жевал мясо, млея от удовольствия. Сейчас ему было хорошо и впервые за всю эту адскую неделю спокойно. Это были родные стены, родная земля, и ему не могло быть не хорошо.
Разве что… только когда он задумывался о родителях. А здесь все напоминало о них.
— Это твой отец? — неожиданно спросил Хибари и указал на портрет, висящий над камином. Мукуро оглянулся.
— Да. Тогда он только стал графом, а меня даже не было еще на свете.
— У него такие же глаза, как и у тебя.
— М, глаза демона. Насколько я помню, отцу в детстве сильно доставалось за это, его даже какое-то время преследовала инквизиция, но он был сыном лорда, поэтому сжечь его на костре было не так-то просто. Когда родился я, преследование ведьм в крупных масштабах уже давно закончилось, так что я застал лишь крохи: некоторые меня боялись, кто-то ненавидел, были даже те, кто поклонялся или приходил, чтобы поднести мне жертву. Когда мне было три, на моих глазах зарезали козленка — я не помню, но мама очень красочно рассказывала мне об этом.
— У тебя была дружная семья?
— Отец был со своими заморочками, но он был отличным графом и хотел, чтобы я стал таким же. Ему наверняка очень стыдно за меня.
— За то, что ты предпочел меня графству?
— За то, что я не хочу быть графом. Может быть, ты был лишь предлогом, чтобы избежать участи быть аристократом до конца дней своих, я уже запутался. С тех пор, как умерла моя семья, я стремился стать графом, и мне казалось, что я действительно этого хочу. Мне нравилась роскошь и почти вседозволенность, нравился страх, благоговение и власть, но чем больше времени проходило, тем больше меня тянуло обратно на улицы. И… потом я понял, что делал все это для родителей — они постоянно говорили мне, каким я должен буду стать графом, и я запомнил это. Я пытался, но так же понял, что граф из меня никакой. Я жесток, эгоистичен и с головой у меня не в порядке, я совсем не был похож на отца, который был просто идеален. И я думал, что если хорошим графом у меня быть не получается, то я буду плохим маркизом. Титул маркиза стоит выше титула графа, я и подумал, что в этом случае мы будем квиты, и меня перестанет мучить призрак отца, стоящий у меня за спиной. — Мукуро засмеялся и потер глаз. — Я даже не знаю, зачем говорю об этом тебе. Думаю, он очень недоволен мной. И мама тоже.