Кея с замиранием сердца смотрел, как он колеблется, и не понимал, то ли он хочет, чтобы тот развернулся и ушел, то ли — чтобы остался. Ему было страшно оставаться в одиночестве: какие еще видения ему покажутся и как они могут на него повлиять? Да если бы Скуало или кто там был сказал бы ему прыгнуть со второго этажа и наплел, что внизу наложены мягкие подушки, он бы доверился и переломал себе кости — часть из них точно. И ему нужно было испытывать боль, а с кем, как не с Мукуро это можно получить с лихвой?
— Я пас, — с явным сожалением ответил Мукуро. — Спокойной ночи, Кея.
— А вдруг я умру?
— Без меня? Я польщен, но не понимаю, что с тобой. Только пару часов назад тебя трясло от одного моего прикосновения, а теперь ты практически требуешь от меня секса? Ты с ума сошел?
— Может быть, разве ты не хочешь этим воспользоваться? Завтра кто-то из нас умрет. Для тебя это последний шанс получить то, чего ты хочешь, а для меня — еще один повод желать тебе смерти.
Мукуро долго смотрел на него и не выдержал. Он не славился хорошей выдержкой, когда дело касалось того, что ему нравилось. А когда оно само плыло ему в руки — просто грех было отказываться.
Он присел на кровать, чувствуя, как лицо искажается идиотской улыбкой, и осторожно коснулся костяшкам согнутых пальцев щеки Кеи. Тот напряженно вздрогнул и закрыл глаза, шумно выдыхая. Сердце билось тяжело и медленно, готовое вот-вот остановиться, и было трудно совладать с собой и не отпрянуть от Мукуро, как от прокаженного.
Нужно просто расслабиться. Закрыть глаза. Представить…
Он резко открыл глаза. Вот представлять ему никого больше не нужно. Сегодня, именно сейчас ему был нужен именно Мукуро.
Хибари опустился на пышные подушки, откидывая назад голову, и неуверенно ответил на поцелуй. Мукуро действительно был жадным. Его руки были везде: ласкали обтянутую бинтами грудь, оглаживали плечи, мягко сжимали бедра. Он вел себя не как обычно, целовал невесомо, едва касаясь губами кожи, и держался так, будто в его руках было что-то драгоценное и невероятно хрупкое. Словно… это был Дино.
Хибари задохнулся воздухом, едва понял это, и оттолкнул его от себя.
— Как я и думал. Хватило всего на пять минут, — совсем не удивился Мукуро и приготовился подняться.
— Это не ты. Ты не такой.
— Если я буду «таким», тебе не поздоровится.
— Знаю.
— Ты уверен?
— Да.
— Будет больно.
— Знаю.
Мукуро покачал головой, усмехаясь.
— Иногда я тебя совершенно не понимаю. Если быть точнее — всегда. И, если быть еще и откровенным, то мне даже не хочется. Ты сам на это подписался, в этот раз я тебя не принуждал. — Он медленно переплел их пальцы и, прижав его руки к постели, склонился к его лицу. — Спасибо тебе за это, Кея~
От его голоса по спине пробежали мурашки. Хибари с трудом подавил зарождающуюся панику и поерзал, чувствуя себя неуютно. Он и забыл, что чуть ли не больше всего остального Мукуро обожал сковывать движения. Даже в те моменты, когда сопротивления он не получал, руки все равно были закованы, а Кея совсем не любил ощущение беспомощности, возникающее при этом.
Мукуро поцеловал его, властно раздвигая языком губы и скользя по крепко стиснутым зубам, приподнялся, стягивая со своего халата пояс, и крепко привязал руки Хибари к спинке кровати.
— Ну, ты ведь не против? — с явной насмешкой хмыкнул он, поддевая его подбородок. — А теперь будь паинькой.
Это было что-то невероятное. Каждое его слово вызывало глухую вспышку злости, но, как ни странно, Хибари уже был изрядно возбужден. Это было непривычно, ведь обычно до такого состояния он доходил с большим трудом, и голову медленно, но верно заволокло сладким дурманом.
Мукуро прикусил его за губу и, сжимая подбородок, приоткрыл его рот. Кея неуверенно коснулся языком его, ответив на поцелуй, и шумно выдохнул, когда он перешел на шею и ниже. Под спину легла ладонь, слегка приподнимая его от постели; тело у Мукуро было теплым, даже горячим — невыносимо, и пахло сандаловым маслом, что щекотало ноздри и раздражало обоняние. Хибари тяжело задышал, отворачиваясь, чтобы перевести дыхание, пытался подтянуться на руках, но Мукуро не позволил — прижимал к себе так сильно, словно пытается вжать в себя, улыбался хищно и довольно, прерывисто выдыхая в висок, где бешено бился пульс.
Мукуро казалось, будто он пьян. Он и был опьянен — радостью, доступностью, предвкушением. Хибари отзывался на каждое его движение, и эта реакция была вызвана явно не отвращением. Он нетерпеливо пробежался пальцами по ребрам, огладил бедро, и скользнул рукой ниже, припадая губами к остро выпирающим ключицам.
Кее уже не противно, но все еще немного страшно. Он невольно напрягается; Мукуро грубо вталкивает в него пальцы и растягивает его, уткнувшись взмокшим лбом в его грудь. Хибари слышал его хриплое дыхание — частое-частое, и выгибался, вздыхая от тянущей легкой боли, нервными импульсами пробежавшейся по всему телу до кончиков пальцев.
— Давай уже… — процедил он,
— Имей терпение, — сипло засмеялся Мукуро и, неожиданно отстранившись, рывком перевернул его на живот, коленом раздвигая ноги. Руки немного перекрутило, и Хибари недовольно зашипел, подтягиваясь.
Мукуро накрыл его своим телом, тревожа рану на спине, и от этого контраста боли-наслаждения затрясло еще больше.
— Ты сегодня такой покорный, — прошептал он, скользя членом между ягодиц, целуя шею, выступающие из-под бинтов позвонки.
Хибари жмурился так, что видел разноцветные звезды перед глазами, словно смотрел в калейдоскоп, уменьшенный во сто крат. Мукуро просунул руку под его напряженный живот, накрыл ладонью пах, несильно нажимая на головку и скользя вниз. От желания сводило челюсть; Мукуро давит, прижимается бедрами сильнее и входит — резко, нетерпеливо, сразу на всю длину.
— Ублюдок, — бросает Хибари, выгибая спину и протяжно мыча.
Мукуро промолчал, нажимая на его поясницу, заставляя снова прижаться грудью к влажным простыням, и толкнулся еще раз, обхватив руками его бедра. Неторопливо задвигался внутри, едва слышно застонал.
Ему казалось, что он вот-вот проснется, и наваждение пропадет, растаяв, словно утренний туман.
В горле сухо, дыхание дерет горло, и Хибари тихо шепчет, как и сколько раз он убьет его, если он посмеет остановиться, и Мукуро хочется смеяться, но он не может, дышит ему в шею, касаясь губами взмокшей кожи, втягивает носом запах — пот, коньяк, сандаловое масло, даже вяленое мясо, и ему кажется, что лучше аромата он в жизни не чувствовал.
Двигаться становилось все труднее — Хибари был уже на грани, так быстро.
— Мало же тебе нужно, — протянул Мукуро и прикусил его за мочку уха.
— Заткнись.
Хватило нескольких глубоких толчков, чтобы Кея кончил и обессилено обмяк. Мукуро осторожно потянул его за плечо, опрокидывая на спину, и он болезненно свел брови, вздрагивая.
— Я люблю тебя, — исступленно выдохнул Мукуро, прихватывая губами тонкую кожу на шее, чувствуя, как медленно и тяжело бьется пульс, целуя лицо и губы. Он уже даже не стонал — почти рычал; приподнявшись, принялся скользить внутри быстрее, сжимая пальцами бедра до синяков, пока не задрожал от нахлынувшей волны эйфории, и упал рядом, пытаясь сморгнуть буквально скачущие перед глазами искры. — Это правда… — добавил он, и Кея даже не понял, о чем идет речь, настолько был смятен. Мукуро обнял его, прижимая к себе, и зарылся носом в спутанные волосы, еще влажные после купания.
— Скажи мне, почему ты не с Каваллоне? — умиротворенно спросил он, и Кея взглянул на него через плечо.
— Ты серьезно хочешь говорить об этом сейчас?
— Мгм, — неопределенно ответил тот. Он хотел знать, и этот момент показался ему удачным: подраться в таких условиях было бы затруднительно, да и в себе он более уверен, что не сорвется, услышав нежелательный ответ.
— Я его больше не интересую.
— Ага, очень забавно. Чуть больше недели назад, в Казематах, он по тебе с ума сходил, а сейчас вдруг охладел?
— Он вернулся к жене. И закроем тему, — Хибари начал раздражаться. Он не хотел разговоров по душам, ему нужно было выкинуть из головы все постороннее, и теперь, когда в ней царила приятная пустота, не хотелось снова загружать ее ненужными размышлениями.