- Какой же… он живучий. – выдохнул он, чувствуя, как закипает в жилах кровь от злости. – Какого черта он выжил?
- Может из-за инстинкта самосохранения, присущего всему живому? – пожал плечами Шамал, крутя в пальцах смятую сигарету.
- Да нет у него никакого инстинкта самосохранения! – воскликнул Мукуро. – Если бы был, не сунулся бы в мое графство вообще. И причем тут этот инстинкт?! Я же пристрелил его, как собаку. Я видел. Черт, у него не было пульса!
Шамал кивнул и зажал зубами сигарету, хлопая себя по карманам в поиске спичек.
- Временно он даже дышать перестал. Нормальная реакция организма на почти смертельное ранение.
- Почти?
- Да. Пуля прошла в сантиметре от сердца и застряла в мышечной ткани. Если бы я вовремя его не нашел, он бы не выжил.
- И как же вы нашли его?
- Гулял-гулял и нашел.
- По катакомбам?
- Я люблю гулять в странных местах. – ответил Шамал и недовольно на него посмотрел, явно устав от многочисленных глупых вопросов, и чиркнул спичкой, зажигая сигарету. – Принесете деньги мне домой. Ваш дворецкий знает, где я живу.
Кея не мог выжить. Он не должен был выжить. Мукуро не хотел, чтобы он выжил. Но, если так сошлось… Если Кее не суждено умереть… В этом случае, так просто Мукуро его не отпустит. Жить спокойной, нормальной жизнью, наслаждаться ею, когда где-то живет и дышит Хибари, невозможно для Мукуро. Либо он мертв, либо он рядом. Только в первом случае живется легко, а во втором происходит какая-то хрень.
Алкоголь изрядно облегчал мысли. Становилось все душнее, все жарче, и Мукуро стянул с себя рубашку, оставаясь в одних брюках. Он нетерпеливо подкурил сигарету прямо от камина, аккуратно держась за тонкий мундштук, и закурил.
От знания того, что Кея жив, внезапно не больно. Мукуро злился, не понимал, как он мог выжить, но втайне, где-то в глубине души, далеко-далеко, был даже рад такому исходу. Он не жалел о том, что стрелял в него, когда думал, что Хибари мертв, но сейчас, когда знал, что он жив, что он лежит где-то совсем рядом, в этом городе, в этом графстве, он понимал, насколько сильно на самом деле скучал по нему. И, что самое странное, теперь ему было плевать на Каваллоне и все, что с ним связано. Будто не бесился раньше с одной мысли о том, что этот урод прикасался к ЕГО Кее, к тому, что принадлежало ему. Это как-то совершенно незаметно отошло даже не на задний план, а еще дальше, меркло с мыслью о том, что Кея жив. Мукуро не знал еще, хорошо для него это или нет, но ясно понимал, что рад такой новости, что надеялся услышать ее… Он был искренен тогда, когда говорил друзьям, что ничего не чувствует, что хочет жить и развлекаться, что не любил вовсе. Теперь все это кажется самообманом. Он не врал им – он врал себе, и настолько поверил в эту ложь, что действительно не испытывал от «смерти» Хибари никаких неудобств. Словно его рассудок хитро защитил себя от психологического удара из-за его «смерти». Но, если отбросить радость и возбуждение от известия о «воскрешении», то есть еще злость. Непонятная, нелогичная, необоснованная злость, направленная неизвестно на что. То ли на самого себя, что испытывает радость от неожиданной новости, то ли на Кею, который посмел не умереть. Это все было так странно, так ново для Мукуро, что он даже не знал, что ему делать, как себя вести, что говорить.
- Ах… хаха… - Мукуро приложил ко вспотевшему лбу бокал и сел в кресло, придвигаясь ближе к камину. Это действительно радовало. Действительно радовало, да! – Кея… жив. Кея жив. – он словно пробовал на вкус эту фразу. – Жив, жив, Кея жив. – пропел он и рассмеялся. Весело, ему было весело утром и днем, в обществе своих друзей, ему было спокойно и хорошо вот уже две недели после «смерти» Хибари. Но, черт подери, так охренительно прекрасно ему не было еще никогда.
Все, что он делал раньше, казалось абсурдом. Он пытался вылепить из себя другого человека, изо всех сил стараясь сдерживать себя рядом с ним. Чтение книг, игры в шахматы и карты – это, конечно, хорошо, но вел себя Мукуро тогда совсем по-другому, не похоже на себя. Он не должен лепить из себя другого человека, должен быть другой способ заполучить его всего, вместе с душой.
Да, Мукуро - его личный дьявол, но нужно составить контракт так, чтобы условия сделки устраивали их обоих.
***
- А, это вы. – Шамал сонно моргнул, открывая дверь. – А что так рано, я еще спал.
- Фу, прикрой свое убожество. – Скуало поморщился, отворачиваясь. Занзас хохотнул.
Мукуро чувствовал себя немного неуютно в окружении такой оравы людей, пусть это и были его друзья. Чего они вообще за ним поперлись?
Шамал, зевая и плотнее запахивая свой тяжелый халат, побрел вдоль по коридору. Его дом, казавшийся покосившейся хибарой снаружи, внутри был почти произведением искусства. Определенного такого вида искусства. С портретами полуголых женщин и скульптурами в честь них же. Некоторые масляные лампы, развешенные на стенах, не горели, создавая в помещении полумрак.
- Этот доктор случаем не владелец борделя? – Бьякуран с интересом осматривался, иногда останавливаясь перед особенно заинтересовавшими его предметами.
- Если бы бордель выглядел так, я бы туда никогда не пошел. – Занзас старался смотреть только вперед. Явно только для того, чтобы не поддаться соблазну и не подрочить прямо у вон той картины.
- Не понял, Хибари в подвале? – Мукуро осторожно шагнул на ступеньки, ведущие вниз, и оглянулся на товарищей, гурьбой идущих позади.
- Может, этот доктор маньяк? – Ирие уже побледнел, а его рука сама по себе потянулась к животу.
- Ух, как весело бы было. – Джессо обогнал Мукуро и толкнул дверь, за которой скрылся Шамал.
В нос ударил острый запах медикаментов. Мукуро нетерпеливо подтолкнул застывшего на пороге Бьякурана и сам замер в дверях, оглядывая комнату. В ней царил такой же полумрак, было прохладно, неприятно пахло лекарствами, на всех более-менее ровных плоскостях расставлены склянки и бутылки, причем вперемешку с алкоголем. Сама по себе комната выглядела жилой: большой комод у стены, письменный стол, диван… Кровать. Шамал стоял возле нее, внимательно осматривая лежащего на ней человека. Мукуро шагнул вперед, вглядываясь в темноту. Сердце билось где-то в горле, голова приятно кружилась, то ли от запаха, то ли от волнения. Вот и он… Ке…
- Алауди?! – поразился Скуало, выглядывая из-за плеча Рокудо.
- Фонг-сан?! – одновременно воскликнул Ирие.
Скуало весьма грубо оттолкнул в сторону Мукуро, подлетая к кровати. Шоичи неожиданно резво последовал его примеру.
- Ха! Это же Алауди. – Скуало тыкал пальцем в Хибари, переводя ошарашенный взгляд с Мукуро на Шамала и обратно.
- А я знаю его, как Фонга. – произнес Ирие.
Шамал хмыкнул. Мукуро вздохнул: он знал еще о нескольких придуманных личностях его любимого революционера, так что это его особо не удивило. Разве что, только его знакомство с этими двумя вызывает легкий интерес.
- Если Хибари – это Алауди, и он жив, то на боях я смахнусь с ним? – Скуало хищно оскалился, едва сдерживая восторг.
- Вы где вообще встретились? – не выдержал Занзас.
- Даа. – Скуало махнул рукой, не отрывая глаз от лица Хибари. – Пару лет назад виделись в Нагано, наш орден тогда был занят свержением одного мелкого лорда, а Алауди был наемником, убившем нашего лидера. Вот мы от него натерпелись тогда.
- А ты откуда его знаешь? – спросил Бьякуран, поворачиваясь к Шоичи.
- Он был оруженосцем сэра Брэвика прошлой зимой.
- И той же зимой сэр Брэвик умер. – усмехнулся Занзас.
- Причем так, что не подкопаешься. – кивнул Мукуро, почему-то не желая смотреть на Хибари. Он немного опасался, что самообладание, вернувшиеся к нему буквально пару недель назад, рухнет. – Вы не могли бы оставить меня одного?
- Предлагаешь забрать тело с собой? – хмыкнул Занзас, но, наткнувшись на серьезный взгляд, кивнул. – Ладно, давай только быстрей, мы хотели прошвырнуться по округе и попугать людишек.
Шамал удивленно вскинул брови: он ни разу не видел аристократов, ведущих себя… так. Даже Мукуро старался при нем держать марку. Бьякуран заметил его взгляд и заговорщицки подмигнул, прикладывая палец к губам.