- Все было не так, - два недовольных голоса.
Мукуро тяжело поднялся, пряча сложенный нож в карман, и, пошатываясь, добрел до двери.
- Кея, зайди-ка на минутку, - окликнул он, толкнув тяжелую дверь. Хибари кивнул, вытирая с нижней губы выступившую кровь, и направился к нему. Подойдя вплотную и почувствовав сильный запах спиртного, в его глазах мелькнула легкая тень беспокойства и тут же испарилась, уступая место привычной холодной раздраженности. – Вы можете идти, - снисходительно произнес Мукуро подчиненным.
Хибари вошел в столовую и неприязненно огляделся – незнакомые места ему никогда не нравились. Мукуро, неловко покачнувшись, обхватил его руками со спины и ткнулся носом в затылок, вдыхая запах крови и пота. Кея передернул плечами, но не отстранился, помня об их маленьком уговоре. Это неожиданно еще больше распалило утихомирившуюся было злость, и Мукуро подтолкнул его к столу, разворачивая к себе лицом.
- Как прошла тренировка? – нарочито беспечно спросил он, упираясь вытянутыми руками о стол по обе стороны от Кеиных бедер.
- Удовлетворительно, - Хибари отвел взгляд и, чуть привстав, уселся на столешницу и принялся расстегивать пуговицы на испачканной серой рубашке.
Мукуро с интересом проследил за этими нехитрыми действиями и улыбнулся, почти нежно.
- И что ты делаешь?
- Ты разве меня не за этим позвал? – удивленно вскинул брови Кея.
Мукуро опустил голову, пряча горькую усмешку, и обхватил его ладони, отрывая их от рубашки. Развернул одну ладонь, коснулся губами шероховатой кожи, поцеловал запястье, кончики пальцев. «Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты был со мной. Прости меня. Смотри на меня. Дай только шанс». Если бы только можно было сказать хоть что-нибудь подобное! Если бы можно было просто закрыть глаза, досчитать до десяти и забыть обо всем, когда откроешь. Внутри все скручивалось из-за противоречивых чувств: жгучая ненависть, перемешанная с ревностью, слепящая, болезненная любовь и совсем крохотная надежда на благополучный исход.
- Я ведь не такой, - выдохнул Мукуро, сжимая тонкие запястья, слишком сильно, от чего Хибари морщится и дергает руками. – Я совсем другой. И чувства мои другие.
- Что ты несешь? – шипит Кея. Мукуро скручивает его руки уже невыносимо больно. – Отпусти.
- Вообще? Или ты имеешь в виду свои руки?
Хибари молчит. Он не видит лицо Рокудо и даже представить не может его выражение. Его действия, слова – все являлось для Кеи слишком непредсказуемым, он не мог понять причины многих его поступков: Мукуро мог веселиться и ласково гладить его по голове, а в следующую секунду - шипеть сквозь стиснутые зубы ругательства, больно сжимая в кулаке волосы. Или мог неожиданно признаться в любви, а потом делать вид, что такого не было, и всяческими способами заставлять разубедить его в сказанном.
- Я ведь не похож на твоего фермера, да? - протянул Мукуро, поднимая голову. Он отпустил его руки, и сейчас просто обнимал за талию. Его взгляд плыл, он покачивался, с трудом удерживая равновесие, и пьяно улыбался, то и дело облизывая пересохшие губы. – Нееет, не похож. Он добрый, нежный, заботливый, податливый… - он помрачнел и остановил свой блуждающий взгляд на его губах. – Я думал, что могу стать другим, измениться… так глупо. Кея, мне нравится власть и подчинение, я люблю, когда ты так забавно барахтаешься и сопротивляешься, а не валяешься, высчитывая минуты, когда все закончится…
- Ты…
- Наш уговор больше не действует, - вдруг холодно произнес Мукуро. Хибари запоздало дернулся в сторону, но Рокудо, перехватив его за плечи, швырнул обратно на стол. – Куда же ты, любимый мой? – почти пропел он, обхватывая ладонями его лицо. – Ты уйдешь тогда, когда я тебя отпущу, ясно?
- Чего тебе надо? – прошипел Кея. Мукуро тяжело придавливал его сверху, вжимая его в стол, а руки подкашивались и разъезжались по лакированной поверхности.
- Я хочу поговорить. О твоем фермере.
Хибари перестал метаться всего на тысячную долю секунды, но этого хватило, чтобы Мукуро рассвирепел окончательно. Одно упоминание о том грязном оборванце, как Кея сразу становится безвольной тряпкой. Как же это бесило.
- И об этой книжонке, - процедил он, отталкиваясь от Кеи и кивая в сторону раскрытой книги.
Хибари непонимающе глянул в сторону и едва слышно выдохнул. Непростительная ошибка, которую он признавать не хотел и не собирался.
- И что? – вызывающе спросил он, исподлобья глядя на Рокудо из-под темной челки. – Ты же все знаешь. Или что ты думал, я буду делать? Любить тебя? Забыть обо всем? Серьезно, это даже не смешно.
- А меня твои чувства не волнуют, - отрезал Мукуро, хотя сказанные слова глубоко царапнули внутри, отдаваясь бешеным пульсом в висках. – Я не люблю, когда мои вещи, хотя бы чисто формально, хотя бы частично, принадлежат не мне. Это, - Мукуро провел ладонью вдоль плеча, скользнул вниз по руке, погладил бедро, - мое. Это, - он ткнул пальцем в его лоб, - и это, - он приложил ладонь к его груди, - тоже мое. Просто кто-то нагло и беспардонно навесил на них свои ярлыки, - он мимолетно улыбнулся, а потом зло прищурился. – Скажи мне, Кея, ты сильнее ненавидишь или любишь?
В глазах Хибари полыхнула фиолетовым пламенем ярость, и Мукуро даже не потребовался устный ответ – все и так стало ясно – Хибари холил и лелеял свою ненависть куда больше, чем пресловутую и ненужную любовь. Это немного облегчило задачу. Рокудо пытался добиться своего, подражая чужому поведению, но не получилось. Если не можешь завоевать место в сердце и мыслях любовью и лаской, придется применять что-то прямо противоположное – эффект тот же. Не хочешь, как говорится, по-хорошему – будет по-плохому.
Может быть… может, если бы Мукуро не был так пьян, ему бы не пришли такие мысли. Сейчас же они роем витали в голове, били колоколами, пульсируя в висках, и опьяняли пуще коньяка.
Хибари мигом ощетинился и, коротко замахнувшись, ударил в лицо. Мукуро не успел уклониться – был просто-напросто не в состоянии, но ответил сразу же, не обращая внимания на боль, хотя, наверное, он и не почувствовал ее вовсе. Кея соскользнул со стола, содрав о край столешницы кожу со спины, и Мукуро пнул его в живот, переворачивая на спину. Хибари с хрипом выдохнул, сплевывая на пол кровь, и, уже сквозь туман перед глазами увидел складной нож, валяющийся неподалеку – видимо, Мукуро обронил, когда они боролись. Дотянуться до него он не успел, Рокудо с силой наступил на его ладонь и склонился, поднимая одной рукой нож, а второй подтягивая Хибари вверх.
- Что тут у нас? Мой маленький зверек решил воспользоваться холодным оружием? Ай-яй-яй, - Мукуро задумчиво посмотрел на Хибари, уже практически теряющего сознание, взглянул на его ладонь, которую сжимал, и улыбнулся. Кея за день тренировок совсем выдохся, Чейз изрядно его потрепал, а тут еще и он. Вряд ли он в состоянии сейчас нормально отбиваться, а жаль – Мукуро хотел этого. Он так долго видел перед собой послушного истукана, изредка открывавшего рот, чтобы нагрубить, что желание увидеть его искаженное болью лицо, услышать угрозы и ругательства в свой адрес, отчаянные попытки вырваться, отдавалось внизу живота пульсирующей томной слабостью. Потому что он любил подчинение. Потому что он был без ума от власти. Да, в этом все и дело. Ну, и ревность тоже к этому причастна. Совсем чуть-чуть. А еще Мукуро был собственником. Что он и собирался показать, в очередной раз.
Хибари, сонно моргая, едва удерживая себя в сознании, послушно улегся грудью на стол. Происходящее доходило до него ужасающе медленно, он с трудом осознавал, что не спит.
Вырвало его из омута беспамятства острая боль, пугающе знакомая, но гораздо более сильная, чем была раньше. Мукуро, для удобства, заломив ему руки, резал ему спину, чуть ниже лопаток. Боль отзывалась от глубоких порезов, стремительно распространялась по телу, собираясь в колющий ком где-то в ладони – там, где белели и зудели шрамы – позорное напоминание о поражении и принадлежности. Он слышал, как пыхтит Мукуро, удерживая его на скользкой поверхности и старательно выводя на его коже знакомые до помутнения буквы, слышал, как под острым лезвием вспарывается кожа, как течет кровь; чувствовал раздражающее бессилие, металлическим привкусом оседающее во рту, и чувствовал боль – снова и снова, каждый раз, когда Мукуро скользил острием ножа по телу. Хибари дергался под ним, но затихал, наталкиваясь на нож, и, закусив губу, стонал, мечтая как можно скорее впасть в забытье. Спустя долгие минуты, наполненные отчаянной безысходностью и болью, его желание исполнилось. Он то терял сознание, то возвращался в реальность, превозмогая тошноту. В какой-то момент, он очнулся уже лежа на спине, а Мукуро с упоением чертил уже на его груди. Боль уже не чувствовалась так остро, она тупо зудела, ныла, заставляя биться в будто бы предсмертной агонии, и сил не было даже для того, чтобы выдавить из себя хоть слово.