Сейчас в голове Вувувье путались плохие мысли — такие же, как и жизнь, что приходит в тундру и в сопки. Беспокойная. Смутная, От береговых людей, от рыбоедов, идет она, словно заразная болезнь. Там появились какие-то родовые советы. Бедные охотники на морских зверей становятся начальниками, а у знатных людей, у владельцев байдар, отбирают их богатства. А всё эти новые русские! Красные! О том, что русские прогнали царя, он давно знал. Только до сих пор ничего не менялось, и Вувувье, как и раньше считался очень уважаемым человеком. Фактория американа Чарли стояла на месте, сам Чарля был здоров, и к нему по-прежнему привозили на пароходе товары. Много людей приходят и приезжают в факторию американа и покупают у него разные товары за шкурки песцов, соболей, горностаев, выдр, лисиц, росомах. Много, а он, Вувувье, самый дорогой гость для Чарли, потому что привозит ему мно-ого пушнины, которую собирает у своих пастухов и у тех охотников, что живут отдельно с семьями...
Плохие мысли уступили место хорошим, когда он представил, сколько много мехов он привезет Чарле из стойбища Каиль и какая красивая молодая третья жена будет жить в его яранге.
Вувувье натянул меховые штаны, рубашку (подарок американа Чарли), влез в кухлянку, обулся.
— Эй, Рультына, чего ты там копошишься, как старая росомаха возле падали?' Приготовь еду в дорогу, принеси юколы и нерпичьего жира. Достань табак, патроны и чай.
Рультына подошла к сундуку, откинула крышку и принялась неторопливо доставать из него припасы.
...Вувувье торопился, не жалел собак, кидая тяжелый остол[22] на «ленивых». Но ленивых в упряжке не было: никто в этих местах не имел таких сильных, выносливых собак, как Вувуье. Просто в этот раз хозяин уложил на нарты очень большой груз, и даже им было нелегко тащить его. К тому же снег под лучами весеннего солнца стал липким. А Вувувье все погонял и погонял собак, торопясь к стойбищу Каиль. Когда нарты замедляли ход, Вувувье метко кидал остол то в одну то в другую собаку. Собаки взвизгивали и налегали на алыки. Скорее, скорее в стойбище Каиль!
Вувувье вспомнил про Тынаку. «Ее отец, конечно, будет скулить об обычае, о том, что дочь уже предназначена в жены этому Атувье, но я сумею его уговорить. Кто посмеет пойти против Вувувье? Разве сможет старик отказаться от подарков, которые я везу?! И Атувье больше нет. Вся тундра говорит, что он живет с волками», — размышлял богач.
К концу второго дня показались дымы стойбища Каиль. Почуяв жилье, собаки без понуканий хозяина дружно налегли на алыки, и у нарт словно крылья выросли. Вувувье приходилось даже притормаживать остолом и ногами, чтобы нарты не перевернулись.
Вувувье остановился в яранге Гиргиртагина — брата старшей жены. Старик словно вырос на голову от гордости и угощал богатого родственника самыми вкусными кусками молодого оленя, которого он зарезал, как только приехал Вувувье.
Проголодавшийся Вувувье ел много и жадно. Гиргиртагин сидел напротив. Вувувье не поскупился тоже — достал из мешка бутылку спирта, разбавил его водой и налил по кружке хозяину и себе. В пологе было жарко, и поэтому оба сидели в одних меховых штанах. Выпив «огненной воды», Гиргиртагин разомлел. Улыбка блаженства не покидала его лица. Жизнь ему казалась очень хорошей, а все тревоги и заботы уплыли, словно облака, далеко-далеко за сопки. Он, улыбаясь, смотрел на бутылку с «огненной водой», с нетерпением ожидая, когда Вувувье нальет еще. В отличие от Вувувье Гиргиртагин даже не притронулся к мясу. Зачем мешать «огненную воду» с едой?!
- Ты почему не ешь? Может, тебе надоела оленина? — усмехнулся Вувувье. Он уже знал, что ответит родственник.
- Не хочу мешать «огненной воде» растекаться по животу, — захихикал сморщенный, как схваченный морозом гриб Гиргиртагин. — Мясо я ем каждый день, а «огненную воду» совсем давно не пил. Давай еще, — не удержался он и протянул свою кружку.
Выпив еще полкружки разбавленного спирта, Гиргиртагин завалился на спину и сразу уснул.
Вувувье обулся, натянул рубаху, влез в кухлянку и, пошатываясь, вышел из яранги. Он был доволен собой.
Собаки, увидев хозяина, вскочили, заволновались. Их недавно покормил сын Гиргиртагина Олеттын. Теперь он сидел на нартах, покуривая трубку. Вувувье подошел к нему.
- Далеко отсюда стадо? — спросил он. Олеттын указал в сторону сопки Медвежье ухо:
- Совсем близко. Если бежать, десять раз отдыхать надо.
- Много оленей задрали волки?
- Мало. Стая резала только слабых, С ней охотился человек. Мы следы видели.
- Человек? — переспросил Вувувье.
- Да, человек. Его видел один пастух из дальнего стойбища, что в урочище Ветвей. Хорошо видел.
Вувувье нахмурился, соображая.
- Мне сказали, что это Атувье живет с волками, — напустив на себя безразличие, сказал Вувувье.
- Много пастухов пропало в сопках, — пожал плечами невозмутимый Олеттын. - И летом пропадали. Так бывает каждый год. Старушка Келле шутит. - Олеттын, в отличие от отца, не гордился богатым родичем, не хотел угождать ему, потому что он сам пас оленей и знал, что думают и говорят пастухи о злом и жадном Вувувье.
Богач, обозленный равнодушием родственника, направился к яранге шамана Котгиргина.
Котгиргин сидел возле очага и чинил свой старый большой бубен. Шкура на бубне в одном месте треснула, и шаман зашивал трещину оленьими жилами. Увидев гостя, Котгиргин отложил бубен в сторону.
- Мэй, — поприветствовал хозяин Вувувье и опустился напротив. Он с любопытством стал рассматривать амулеты шамана, висевшие повсюду на стенах яранги, Амулетов было много: медвежьи и волчьи зубы, черепа оленей, росомах, птиц, горных баранов, пучки сухих трав. Сразу три тайныквыта[23] хмуро смотрели на Вувувье. Рядом со стариком лежал кожаный пояс. К нему тоже были подвязаны амулеты: акульи зубы и зубы соболя, круглые камешки с проделанными в них дырочками, медвежий коготь и две лапки орлана.
Шаман ждал. Соблюдая обычай, ждал, что скажет гость: в стране чаучу не принято хозяину первым начинать разговор, выспрашивать гостя, откуда он, зачем пришел?
—- Котгиргин, я пришел к тебе, чтобы сказать: я хочу взять в жены дочь Итекьева Тынаку. Она будет третьей женой в моей яранге. Я хочу, знать, что думают духи, — не спросил, а скорее похвастался своим решением Вувувье. Он был уверен: Котгиргин скажет, что духи стойбища Каиль не будут гневаться на богача Вувувье. Вувувье привык, что в других стойбищах шаманы всегда заискивают перед ним и за его подарки договариваются с духами обо всех его делах и желаниях. Он ждал, покуривая трубку.
Котгиргин едва приметно усмехнулся, потом прикрыл веки.
Пьяный Вувувье не заметил усмешки шамана. Он решил, что Котгиргин советуется с духами.
Котгиргин открыл глаза и медленно произнес:
- Духам не нравится твое желание. Тынаку по уговору принадлежит Атувье, сыну Ивигина. Ты нарушаешь наш главный обычай родства.
Вувувье зло прищурился.
- А где ваш Атувье? Где он, шаман Котгиргин? Ты разговариваешь с духами, — Вувувье нахально ухмыльнулся, — разве они тебе не сообщили, что сын моего должника живет с волками? Об этом все сороки трещат.
- В горах, в тундре немало охотников и пастухов, которых сманила с верной тропы Келле, и никто не видел Атувье рядом с волками, а...
- Его видел Пелат, — не дал закончить речь шаману Вувувье и тем самым еще раз нарушил обычай. Он всегда обходил стороной ярангу Котгиргина, зная его независимый характер. Ему всегда не нравился Котгиргин, потому что все в стойбище Каиль сильно уважали своего шамана и за обиду, нанесенную ему, могли отомстить. Но сейчас Вувувье был пьян и смел. Плевать ему на обычаи - ему, у которого в стадах столько оленей, сколько... сколько рыбы в Апуке!
Котгиргин тоже злился на Вувувье, но он был шаманом и потому умел скрывать свой гнев.
- Духи предупреждают меня: третья жена принесет в твою ярангу несчастье, — словно пропустив мимо ушей слова Вувувье о Пелате, сказал он.