Выбрать главу

Вувувье не нравился Котгиргин, но в душе он все же побаивался шамана, ибо этот гордый старик, как никто другой из шаманов в этом краю, мог выгнать злых духов из тела заболевшего. Многих людей Котгиргин спас от болезней.

И это была правда. Котгиргин был шаманом. И отец его был шаманом, и дед. Но Котгиргин был странным шаманом: он никогда не впадал в беспамятство с пеной у рта, когда «камлал» — воевал со злыми духами. Он знал все обряды, знал и учил всем приметам людей стойбища, но если его звали к больному, то он обязательно брал с собой травы и корешки, сушеные ягоды, желчь осеннего медведя, нерпичий жир и сначала готовил отвары и мази, поил, растирал больного и только потом камлал — колотил в бубен. Это благодаря его камланиям жителей в стойбище Каиль становилось все больше, в то время как в других стойбищах стояло много пустых яранг... Никто не знал, что Котгиргин еще в детстве поверил не столько в духов, сколько в целебную силу трав и кореньев. Им он поклонялся всей душой. Это был самый настоящий знахарь-врачеватель, может быть, лучший в стране оленных людей. И самый умный. Однако Котгиргин был сыном шамана, сыном своего народа и потому не нарушал церемоний и обычаев. Сейчас он смотрел на жирного Вувувье и думал, как осадить этого хвастливого богача, в душе которого ужились вместе вонючая пакостница-росомаха и жадный, свирепый волк. Вувувье сам подсказал.

- Скажи, Котгиргин, какое несчасть может принести мне молодая красивая жена Тынаку? Мне кажется, что твои уш плохо слышат и ты... ты не расслышал, что тебе сказали духи, — ехидно проговорил он.

Шаман встал, повернулся к тайныквытам, что-то забормотал. Потом он снял череп медведя, прислонился к нему ухом и замер.

Суеверный страх пронял Вувувье, «огненная вода» испарилась из его головы. Не-ет, лучше не гневить шаманов!

Котгиргин повесил череп на место и сказал:

- Вувувье, духи не любят, когда люди хотят узнать, что они думают. — Он откровенно усмехнулся.

Вувувье даже пот прошиб от усмешки шамана. И тут он вскочил от досады. Как же он осмелился прийти к Котгиргину без подарков?! Это злые духи вышибли у него память».

- Котгиргин, я привез тебе много подарков. Я сейчас их принесу, — торопливо заговорил богач. О, кто-кто, а богатые к люди знают силу подарков. Даже если подносить их таким... злым шаманам, как Котгиргин. Ничего, он сейчас принесет такие подарки, которые растопят даже каменное сердце гордого Котгиргина.

- Не надо мне твоих подарков, Вувувье, — тихо ответил Котгиргин. — У меня все есть, а тебе для выгодной торговли надо много товаров...

Словно пес, которого за строптивость в упряжке побил остолом разгневанный хозяин, возвращался Вувувье к яранге Гиргиртагина. Вдруг он хлопнул себя по лбу: если нельзя задобрить подарками Котгиргина, то надо задобрить самому духов стойбища Каиль. Э-э, духи никогда не отказываются от даров. Они всегда помогали Вувувье, иначе так хорошо не шли бы у него дела.

Он переступил порог яранги. Гйргиртагин валялся на прежнем месте, смешно всхлипывая во сне. Жирник почти угас. Вувувье поправил его, подтащил поближе к огню свой мешок, достал две пачки курительного табака и пачку жевательного, пять иголок и нитку бус. Немного подумав, взял еще пачку патронов и вышел.

Озираясь на яранги, Вувувье направился к реке, к тому месту, где находилось обиталище духов, — широкой, тихой протоке в лесу. К ней вела тропинка: в стойбище и зимой не забывали задаривать духов.

Возле незамерзающего черного оконца воды притаилась в тальнике небольшая поляна. Посреди нее стоял балаган-шалаш. Это и было обиталище духов. Внутри балагана лежали три больших плоских камня, на которых Вувувье увидел ленточки материи, бусы, железные пуговицы, рыболовные крючки, ложки из рога снежнрго барана. Около камней валялись обглоданные кости животных: люди приносили духам куски мяса, и звери — горностаи, соболи, лисицы, росомахи — не упускали случая подкормиться дарами.

Рассмотрев бедные подношения, Вувувье довольно улыбнулся: его дары куда богаче, и духи-покровители останутся о-очень довольны.

Повеселевший Вувувье вернулся в стойбище. Он больше не боялся шамана Котгиргина, Теперь можно взглянуть и на свою будущую жену Тынаку. Год назад Тынаку только-только превращалась из девочки-подростка в девушку, но уже тогда можно было предвидеть, какой пышный и яркий весенний цветок украсит вскоре стойбище Каиль.

Вувувье снова зашел в ярангу Гиргиртагина и опять подтащил к жирнику мешок. Он взял пять пачек курительного табака, две пачки патронов, две пачки чая, пару коробок спичек, головку сахара и бутылку разведенного спирта. Все дары он сложил в походную сумку. Затем достал еще бутылку и выпил из нее чуть ли не половину «огненной воды». Выйдя из яранги, он подошел к своим нартам и достал из мешка топор. Вувувье нес за жену очень дорогие подарки, Такого выкупа никто, кроме него, не мог дать в долине Апуки...

Большеглазая, стройная, красивая Тынаку сидела возле яранги на старых нартах и пришивала к новому малахаю подвески из цветного бисера. Малахай она сама сшила, и предназначался он Атувье. Тайный голос говорил ей, что он жив и скоро вернется. Девушка, так увлеклась, так далеки были, ее мысли от стойбища, что Вувувье она заметила лишь тогда, когда тот остановился напротив нее. Тынаку подняла голову, выронила малахай, вскочила, испуганно прижала ладони к губам. Сердце у нее словно оборвалось, упало куда-то вниз...

Вувувье нагло рассматривал ее. Да, он не ошибся прошлой весной — Тынаку стала очень красивой. Недаром молва о ее красоте разнеслась далеко от стойбища Каиль. У стройной, как молодой тополь, девушки были крупные, с легкой раскосинкой, блестящие черные глаза, красивые, будто молодой месяц, брови и маленькие пухленькие губы. Две толстые иссиня-черные косы спускались до колен. Даже под кухлянкой угадывались большие груди, что было редкостью для северянки.

- Ты красивая, — хмыкнул Вувувье и вошел в жилище.

Тынаку похолодела: значит, правду говорили в стойбище, что богач Вувувье хочет взять ее в жены. Но она не хочет быть женой жирного богача… Не хочет! Она предназначена в жены Атувье. С самого рождения. И вот пришел Вувувье с мешком, в котором лежат подарки отцу — выкуп за нее.

Отец Тынаку, Итекьев, лежал на шкуре белого оленя возле очага. Уже три дня и три ночи он почти не покидал этого места — в пояснице у него будто кол торчал. Правая нога совсем мертвой стала — онемела, не сгибалась. Ушла из нее сила.

Увидев гостя, Итекьев с трудом приподнялся на локте.

- Мэй, — приветствовал хозяина Вувувье, садясь возле почти затухшего очага.

- Мэй, — как старая лиственница на ветру, проскрипел Итекьев, — Не сердись, Вувувье, что я плохо, встречаю тебя. Злой дух влез в мою поясницу и ковыряет в ней ножом. Совсем я плохой.

Вувувье достал из сумки бутылку разбавленного спирта.

- Сейчас мы угостим духа «огненной водой», и он перестанет ковырять ножом твои кости, сказал Вувувье и захохотал от своей шутки.

При виде бутылки Итекьев оживился, облизнулся.

- Эй, Тынаку, — позвал он.

Тынаку вошла, опустив глаза.

- Подай кружки, принеси рыбы и поставь на огонь воду. — Итекьев виновато посмотрел на Вувувье. — Другой еды нет. На охоту давно не ходил. Болею.

Вувувье покосился на возившуюся в углу дочь Итекьева.

- Скоро у тебя будет много мяса, — громко сказал он. — Я хочу взять в жены твою дочь. Я дам тебе хороший выкуп — десять оленей. Ты будешь сыт, и она каждый день будет есть много мяса и пить настоящий чай с сахаром. — Вузувье начал доставать из сумки подарки. — Это тоже выкуп, - хвастливо сказал он и посмотрел на Тынаку. — Никто тебе не даст таких подарков, такого выкупа, кроме Вувувье. Я богатый. Очень богатый. Тебе будут завидовать все.

При виде пачек чая, патронов, табака, сахара Итекьев широко раскрыл глаза и попытался сесть, но злой дух со всей силы ткнул ножом в кость. Старик застонал, потом какое-то время лежал неподвижно, ожидая, когда хоть немного отпустит боль. Но сильнее боли его беспокоило другое.

- Вувувье, — вздохнув, сказал Итекьев, — Тынаку еще с рождения предназначена в жены Атувье, сыну Ивигина. Как я нарушу обычай?