Клёна как раз перекинула бадью со стираным бельём с одного бедра на другое, когда из-за поворота вылетел оскалившийся окровавленный парень с такими безумными выпученными глазами, что девушки отпрянули.
– Мамочки… – чужим, каким-то жиденьким голоском пискнула Нелюба.
А больше она сказать ничего не успела. Потому что страшный незнакомец кинулся к ней, скалясь и захлёбываясь рычанием.
Происходящее казалось Клёне медленным, неторопливым. Вот обезумевшее чудовище, лишь отдалённо похожее на человека, несётся вперёд, плавно взмывает над полом… Вот она хватает из лохани рубаху отчима и наотмашь бьёт нападающего по лицу. Медленно. Всё очень медленно. Будто во сне.
Мокрая ткань хлестнула почище кнута. Звонко, с оттягом.
Вой! Рык! Тяжёлая лохань полетела в нападающего следом за рубахой. Что-то скользнуло по плечу, обожгло кожу. Клёна будто очнулась: всё вдруг сызнова понеслось разноцветным вихрем. Она схватила сомлевших подруг за руки и ринулась единственным известным ей путём.
Лют замер, прислушиваясь.
Что-то случилось. Человечий слух волколака не чета звериному, но и не чета людскому… Оборотень воткнул топор в чурбак. И в этот миг дверь, ведущая из Цитадели, распахнулась, ударилась о заснеженную стену, а во двор вылетели три испуганные полуодетые девушки. Глаза вытаращены, рты открыты в беззвучном крике, лица белее снега, а у той, которая в середине, ещё и рука поранена.
В лицо ударил густой пряный запах крови.
– Лют!
Он едва успел её подхватить, испуганную, дрожащую, в сползшей с одного плеча рубахе, под которой проглядывало нагое тело. Заметил мокрые волосы, ощутил запах мыльного корня, услышал, как тяжело и часто колотится её сердце. И тут же задвинул себе за спину, потому что в дверном проёме возник тяжело дышащий, всклокоченный, израненный… Белян.
Лицо кровососа было дикое, а глаза безумные. Он замер, озираясь.
Лют рванул ворот рубахи и подставил Клёне шею.
– Расстегни! Быстрее!
Но девушка, не отрываясь, глядела на тяжело дышащего преследователя и явно не понимала, чего от неё хотят. Видать, об одном лишь думала: путь отрезан, другого выхода из дворика нет.
– Расстёгивай! – прорычал Лют, схватив Клёну за руку и положив её ладонь себе на шею.
Девушка нащупала железную пряжку и, не раздумывая, рванула.
– Держи! – Ей в руки легло гладкое топорище. – Подойду – бей. И его тоже.
Она поняла, о чём он говорил, только когда оглушительно, до звона в ушах закричали жмущиеся к дровянику Цвета и Нелюба. Потому что мужчина, чья спина ещё миг назад закрывала их от опасности, припал на колени и резко выгнулся. Клёна услышала треск и хруст. В свете ущербной луны увидела, как лопается кожа повдоль хребта, как стремительно выступают кровавые кости, жилы, мокрая шерсть… А через миг огромный волк встряхнулся и утробно зарычал.
Топор едва не выскользнул из ослабшей, вспотевшей ладони. Нельзя! Лют сказал бить. Она перехватила оружие посподручнее и замерла.
Что произошло следом, девушки толком не разглядели. Стремительная смазанная тень метнулась от входа. Ей навстречу взмыл зверь. И вот уже по снегу катится, разбрызгивая чёрную кровь, рычаще-хрипящий клубок.
А над всем этим летел, летел, летел какой-то противный оглушающий звук. Клёна круто развернулась и влепила Цвете пощёчину. Звук оборвался. А девушка стала заваливаться на поленницу. Нелюба вцепилась в подружку трясущимися руками.
Чёрные тени метались по заметённому снегом двору. Одна рвалась к сжавшимся возле нескладного дровяника жертвам, другая не пускала. А потом они сызнова переплелись. В этот миг откуда-то со стороны полыхнуло ослепительно белым. Так ярко, что у Клёны перед глазами запрыгали сверкающие закорючки.
– Клёна!
Она узнала голос. А когда отчим подбежал, обхватила его за плечи и стала оседать, подломившись в коленях, содрогнувшись от пережитого ужаса. Лишь теперь она почувствовала, что левую руку дёргает от боли, что во дворе холодно, что ветер обжигает, что тело будто разом лишилось сил.
А потом Клёна обернулась и увидела скорчившегося в снегу Люта. Он был наг, а по его плечам текла чёрная кровь.
– Я… я… твои рубахи постирала. Они где-то в коридоре валяются, – дрогнувшим голосом сказала девушка и спрятала лицо на груди отчима.
– Чистые? – спокойно спросил он.
– Чистые.
– Хорошо. Высохнут – заштопаешь.
Клёна обняла его и судорожно вздохнула.