Покуда наставники выясняли у перелаивающихся и плюющихся кровью полудурков, что к чему, во двор спустился Клесх. Оглядел место потасовки и невозмутимо спросил:
– Ну и кто кого?
Выучи притихли. Зоран рукавом вытер разбитый рот и ответил:
– Мы. Этих. – Он небрежно кивнул на сгрудившихся вокруг Ольста ребят.
Глава окинул потрёпанную рать задумчивым взглядом и сказал:
– Молодцы.
Те поникли головами. А крефф их, наоборот, вскинулся.
– Глава, они…
– Молодцы, – так же спокойно перебил его Клесх. – Хватило ума дар в ход не пускать. – Он перевёл взгляд на понурившихся послушников Донатоса. – А вы с какой цепи сорвались? О чём думали? Ежели б хоть один из них даром врезал, вас бы тут от стен отскребали.
Парни отводили глаза. Наконец Зоран не выдержал:
– Так то даром. А без дара всё одно мы их уделали!
Ольстовы ребята загудели и единой стеной подались вперёд, тесня наставника.
– Вас больше пришло! А нас только семеро! – зло сказал тот, от которого еле оттащили Зорана.
– Кто мешал ещё привести? – тут же ощетинился выуч колдуна. – Я, что ли? Так и скажи: другие не пошли.
– А ну тихо. – Глава не возвысил голоса, но гомон стих. – Разорались. И тех, и других высечь, а потом попарно сажать казематы караулить. Вот этих двоих первыми. – Он кивнул на Зорана и Ольстова парня, с которым тот перебрёхивался. – В остальном наставники вас сами накажут, как нужным сочтут.
Клесх отправился прочь, но у двери обернулся.
– Так, а из-за чего весь сыр-бор?
Зоран, который, видать, всех и взбаламутил, ответил:
– Ихний упырь Светлу пнул. Я сам видал.
– Что ж не вступился?
– Я вступился! Дак их семеро было, сразу стеной встали, – враждебно ответил парень. – Вот и сказал, чтоб в полдень сюда приходили, коли смелые такие.
– А сам, значит, решил пол-Цитадели привести?
– Никого я не приводил, – буркнул выуч. – Сказал, зачем идём, все и пошли. За этими-то вон никто не увязался.
Клесх покачал головой и усмехнулся. Поглядел на креффа ратоборцев, который от гнева стоял багровый, будто только из бани.
– Ольст, я б их не столько за драку выдрал, сколько за то, что девку обидели, – признался глава. – Драка что… Коли сил много и девать их некуда.
Крефф ратоборцев от этих слов стал ещё пунцовее.
– Донатос, к парню этому присмотрись. – Клесх кивнул на Зорана. – И девку свою… запирай, что ли.
Колдун сделался злее Ольста, а на Зорана метнул такой взгляд, что выуч сразу же слился с неровной стеной.
«Девку свою». Вот уж ярмо так ярмо. И от Клесха помощи не дождёшься. Надо ему больно. Экая потеха: глядеть, как полоумная к нелюдимому креффу льнёт.
Донатос очнулся от мрачных размышлений. А Светла продолжала хлопотать: сдвинула на край стола пилы, ножи и крючья, прикрыла рогожей мёртвое тело с развороченной грудиной, метнулась к рукомойнику сполоснуть руки. После расстелила на освободившемся месте тканку, водворила на неё миску, ложку, хлеб и закутанные в войлок горшки.
– Ты садись, садись, свет мой ясный. Кашки отведай. Сама варила! Покушай, ненаглядный, а то вон как с лица спал, одни глаза остались…
Донатос с безмолвным страданием во взгляде смотрел, как в стоящую перед ним миску Светла наливает жидкую кашу. От увиденного его передёрнуло, и он мученически простонал:
– Молочная?
– Так да. – Скаженная развела руками. – Ты всё воду хлебаешь. А без молока как же? Матрела сказала, завтра петухов резать будут. Дык я тебе похлёбочки куриной сварю. Ты клади, клади маслица-то! Как же кашку, да без маслица…
В миску полетел ярко-жёлтый кусок масла.
Донатос смотрел на морщинистую молочную пенку и мечтал оказаться где угодно: хоть на буевище с мертвяками, хоть с навьими на пепелище, – лишь бы только не есть молочного. С детства терпеть не мог ни томлёное молоко, ни парное. Однако под взглядом широко распахнутых глаз, смотрящих со слепой любовью, колдун отважно зачерпнул ложку и, зажмурившись, пихнул её в рот.
– А на второе я тебе репы с потрошками заячьими принесла. Ты кушай, кушай, миленький. У меня вон и кисель припасён…
Ежели б не полный рот каши, колдун бы выматерился.
Глава 3
– Славен, открывай! Ишь, заперся средь бела дня! Боишься, что украдут, что ли? Ясна? Есть кто живой?
– Иду! Иду! – донёсся из-за забора женский голос. – Не слыхала – кур кормила.
Створка ворот поползла в сторону, впуская гостей.
– Мира в пути, обережники. – Хозяйка подворья посторонилась, пропуская вершников. – Случилось чего?
– Мира в дому, Ясна, – поприветствовал женщину ратоборец.