– То есть всех выпихнул, а сам тут остался? Один? Неужели не было возможности вырваться? Отскочить? Убежать?
– Один, совсем один, – вздыхаю, – Куда мы все спешим? Зачем несёмся вскачь?
Конец у нас один. Один у нас палач.
Ты думал, что ты жил и может быть мечтал, Но ты всего лишь был и смерти своей ждал, И смерти своей ждал…
– Твоя проблема в том, что ты себя слишком жалеешь.
– Уже нет, – спешу его успокоить. – Поначалу, конечно, было немного не по себе.
Сейчас всё по-другому.
– Это как?
– Я чувствую справедливость того, что со мной произошло. Я был заносчив и самонадеян. Я не видел людей, я их не чувствовал. Мир казался странным механизмом, со сложными, но доступными для понимания законами. Формула была простой: понимаешь законы – получаешь допуск к управлению.
– А сейчас разве не так?
– Не так, – я одной правой перебираю клавиши, чуть двигая мехом. Инструмент отзывается тихой, печальной мелодией: какие-то вариации на тему "Полонез" Огинского. – Мир не нуждается в управлении. Он сам по себе драйвер…
– Что-то новенькое, ты стал философом?
– "В удаче – благоденствуй, в несчастье – размышляй"…
– Это ты от евреев услышал? – равнодушно гудит Дмитрий. – Смотри, они хорошему не научат.
– Что же тут плохого? – насколько позволяют ремни, я пожимаю плечами. – Но если это так важно, вот тебе другой источник: "кто богат, пусть будет воздержан; а кто беден – ест с достоинством".
Но он не слышит, опять завис над макетом. Работа спорится: зелёная долина со сглаженным рельефом, отливающие синевой горы, белые шапки ледников. Красиво. С ледника по неглубокой расщелине в долину будет ручеёк спускаться, с самой что ни на есть всамделишней водой. Гидравлика у него уже вся прикручена, отлажена: час назад проверяли, работает. И левый берег у него получился обрывистым, не забыл, что это Южное полушарие. Молодец! Помнит Гюстава Кориолиса, царствие ему небесное… Впрочем, это, конечно, не важно. Лишь бы фризер "потянул". Всё-таки два куба…
Дверь без стука распахивается.
Светлана.
– Здравствуйте, мальчики!
Я чувствую, что у неё хорошее настроение. Значит, хорошие новости. У неё между первым и вторым прямая связь. Тут у неё закорочено.
– Здравствуйте, девочки, – пытается осадить её Дмитрий.
Только напрасно он это. Кто же её осадит? Не было ещё такого. Не было и не будет.
– Ты на этой штуке играть умеешь?
Расстёгивая куртку, она подлетает ко мне.
Я неловко, путаясь в ремнях, снимаю аккордеон и бережно укладываю его в футляр.
– Нет, – я не могу скрыть смущения. – Я только на нервах. А это так, примерить…
– Максик, миленький, – не отступает Света. – Не упрямься…
И вдруг она получает неожиданную поддержку:
– Упрямство – его второе имя, – заявляет Дмитрий.
Я решительно защёлкиваю замки на футляре и выпрямляюсь. Отсюда, сверху, сопротивляться её натиску не так сложно. Чтобы продемонстрировать высокомерие тем, кто тебя на голову ниже, большого ума не надо…
– Упрямство? Что вы в этом понимаете?
– Здорово! – она хлопает в ладоши. – Объявляем конкурс на звание Великого упрямца. Первым претендентом в этой номинации объявляется Максим Добровольский. – она выдерживает паузу, прислушиваясь к несуществующим овациям, потом поворачивается к Дмитрию, вновь зависшему над макетом. – А кто ваш претендент?
– Этого парня зовут Дмитрий, – запоздало представляю Светлане своего друга. – Это его первое имя, и единственное. Дима, это Светлана.
– Это я уже понял, – пыхтит он. – Светлана, вы не поверите, но он только о вас и говорит.
– Отчего же, – трезво откликается Света. – Поверю. Вот только, как быть с вашим претендентом…
– Есть… – хрипит Дмитрий, что-то прикручивая к макету. – И не один: Джеймс Бонд, Отто Пельтц…
– Бонд? Пельтц? – с сомнением переспрашивает Света. – Эта парочка может переупрямить Добровольского?
– Супершпионы минувших дней, – поясняю за Дмитрия. – С крокодильим терпением караулили врага, уничтожали его, и тут же приступали к поискам следующей жертвы.
– Зачем? – её глаза широко открыты. Чувствуется, что эти кандидатуры произвели на неё впечатление.
– Исходя из своих представлений о жизни, полагали, что зло должно быть наказано.
Вот только их представления о добре и зле не являлись бесспорными, а сомневающихся они очень не любили. Никто и не рисковал спорить. Отсюда – неизбежность ошибок.
– И только-то?
– Ну, судя по тому, как давно эти герои выдуманы, а комиксы с их участием до сих пор печатают, и этого немало…
– Аспирин? – неожиданно опомнился Дмитрий. – Аспирин вы принесли?
– Конечно, – Светлана достала из внутреннего кармана куртки упаковку таблеток. – Вот, пожалуйста.
Дмитрий бережно принял у неё из рук лекарство и потянулся к паяльнику.
– А как наши дела?
– Отлично, – рапортует Светлана. Из того же кармана она достаёт сложенный вчетверо лист бумаги и дискету. – Это ксерокопия карты, и я, на всякий случай, её ещё и отсканировала.
Я разворачиваю лист бумаги.
– Света, ты молодец! Это… потрясающе, – небывалое дело: я не нахожу слов!
– Не думаю, – но я вижу, что моя реакция доставляет ей удовольствие. – Ты дал точные координаты: Оронтеус Финиус, 1531 год. По этим данным на поиски ушло меньше времени, чем на снятие копий…
Она берёт у меня из рук бумагу, чуть поворачивается к макету, хмурится:
– Так это же…
– Такой была когда-то Антарктида. Зелёный, цветущий рай, полный любви и гармонии…