Распахнув ударом ноги входную дверь, Москаленко крикнул:
– Эй, уроды, слышите меня? Если будете стрелять, устроим вам козу на возу: трактор взорвем к чертям свинячьим и народу положим немерено! Уяснили? Как будете без трактора? На бабах пахать?
– На жабах, – хмыкнул Костик.
Некоторое время снаружи напряженно молчали, потом густой бас отозвался:
– А чего надо, командир?
– Мы тихо-мирно уходим, а вы нам не мешайте. Провожатого дайте, а то черт вас знает, куда нас затащили... Идет?
– Идет, – сказал бас без промедления. – Выходьте.
– Хитрый ты хрен, – заорал прапорщик. – Давай сперва провожатого! А то сейчас гранату в трактор кину, и капец!
Спустя минуту в сельсовет осторожно заглянул пацан лет двенадцати.
– Я вот он, дяденьки, – испуганно сказал он.
– Ты, что ли, провожатый? – спросил Костик.
– Я.
– Ладно.
Москаленко вывел пацана на крыльцо, сунув ему в спину ствол автомата, и громко сказал:
– Если пацана не жалко, можете стрелять.
– Идите уж, – сказал здоровый дядя в телогрейке, выходя из-за угла горелого сруба. В руке дядя держал наш гранатомет.
– Не надо было нас трогать, всё бы миром и кончилось, – наставительно сказал доктор.
– А Мишаню нашто убили? – спросил дядя.
– Попался не ко времени ваш Мишаня. Я лично против него ничего не имел.
– То-то и оно, – пригорюнился дядя. – Ну идите ж вы быстрей, пока кто глупостей не сотворил.
– Гранатомет отдай, – сказал прапорщик.
– Гранатомет не отдам, – покачал головой дядя. – Там граната одна всего осталась, вам ни к чему, а нам в дело.
– Откуда одна?! – возмутился прапорщик. – Много было!
– Слушай, мужик, что ж мне врать? – обиделся дядя. – Можеть, скрал кто из наших, но у меня вот одна. Не берите греха надушу, оставьте волыну.
– Волы-ыну... – пробурчал прапорщик. – Хер с тобой, будем теперь торговаться... Счастья вам, колхозники. Вы хоть этой гранатой звезданите куда надо.
К выходу из деревни мы шли настороже, но ничего не случилось. Пацана жалели, наверное. Да и при оружии мы теперь были, а кресты, похоже, в сравнении с нами всё же не бойцы.
– Звать тебя как, чучело? – спросил Костик.
– Толик, – сказал пацан.
Отойдя от деревни километра на два, мы сделали кратковременный привал, во время которого Москаленко набил морду Васюне, проспавшему на часах и фактически сдавшему нас селянам. Никто за Васюню не заступался, он и сам понимал вину и только покорно поднимался, вновь и вновь подставляя лицо зуботычинам. Москаленко бил умело, чтобы не повредить глаз и не сломать челюсть, но чтобы было больно.
Толик смотрел на происходящее с ужасом.
– Такая штука армия, Толик, – сказал лейтенант, натужно кашляя. – А ну как твои землячки нас бы сонными порешили? Хорошо еще, что просто связали... Чего с нами сделать хотели, а?
– Работать бы заставили... – пробормотал Толик.
– А убить обещали.
– Пугали, – уверенно сказал Толик. – На хрена вас убивать? Пользы-то нету никакой...
– Ты не бойся, пацан, – обратился к нему Москаленко. Капитан улыбался и был почти похож на человека. – Мы тебе ничего не сделаем, отпустим километров через двадцать, вернешься домой, и все дела.
Пацан, по-моему, не поверил, но мы его действительно отпустили, и даже не через двадцать километров, а гораздо раньше. Когда отряд вышел на широкую наезженную лесную дорогу, Москаленко довольно хекнул и велел Толику убираться. Тот пошел, оглядываясь, а метров через двадцать так рванул, что только пятки сверкали. Кто-то, кажется, прапорщик, залихватски свистнул ему вслед, но Шевкун невнятно заметил:
– Я те свистну!
Честно говоря, я думал, что Толика убьют, и был искренне рад, когда этого не случилось.
Потом не было ничего интересного. Шли, шли, шли, жевали сухари, завалявшиеся у доктора в сумке (его сумку с медикаментами мы спасли). Прапорщик взялся было рассказывать анекдоты, первый рассказал и впрямь смешной, а потом пошла всякая древняя муть, и Шевкун велел ему заткнуться. Прикушенный язык, кажется, сильно испортил ему настроение.
Около двух перебрались через железнодорожную насыпь. Ржавые рельсы уходили в обе стороны и терялись в лесу. Давненько тут никто не ездил.
Спустя еще полчаса над лесом пророкотал вертолет. Он прошел метрах в ста слева от нас, низко низко над деревьями, так что мы его не увидели.
– Хоронится, – отметил Москаленко. – Над самым лесом идет, чтоб снизу не долбанули из «стингера» или другой какой хитрой техники...