Выбрать главу

— Да уж всё лучше, чем в говне по горло стоять, — огрызнулся Борис.

— Ах, вот как! — возмутился Аркадий. — Да как бы вы без нашего говна жили? Ведь каждую неделю ваша говнососка приезжает, наше говно сосёт. Поля-то вам удобрять надо?

— Так вам же за это платят, — возразил Борис.

— А чем платят-то? — закричал Аркадий. — Ножками генетически испорченных кур? На тебе боже, что нам не гоже? Мы и без этих ваших подачек проживём, с голоду не подохнем. У нас своего, родного говна хоть завались, хоть залейся! Скажешь, пахнет неаппетитно? Зато с утра до вечера надрываться не надо.

А ты сам-то, тоже вон, сидишь, нюхаешь! Не нравится? А мы привыкли. Мы всё вынесем! Не первый век в говне сидим! Были и хуже времена — друг друга есть приходилось. Выдюжили! Зато никому не удалось нас поработить! И на ваших капиталистов вкалывать тоже не станем!

— Погоди, — возразил Борис, — а ну как говно у вас в яме кончится? Чем тогда жить-то будете?

— Ни хрена, не кончится! Вон говнососка ваша каждую неделю целую цистерну увозит, а у нас уровень ни на сантиметр не понизился.

— Ну, ладно, — Борис встал со скамейки, — наверное, правду в старину говорили: «Каждому — своё». Мне на работу пора.

Аркадий искренне удивился такой наглости. Как это его собеседник смеет прерывать разговор, когда у него, Аркадия, ещё столько аргументов остались невысказанными: и о приоритете духовных ценностей над материальными, и о промывке мозгов Голливудом, и о преимуществе чистоты православия над прагматичностью протестантизма. Выловив какашку потвёрже, Аркадий, с ловкостью игрока в водное поло, запустил ею в своего чистюлю-оппонента.

Какашка шмякнулась точно между лопаток и по кремовому пиджаку потекла коричневая вонючая струйка. Борис изумлённо обернулся. — Ты чего? Совсем обалдел?

Снял пиджак, осмотрел. — Ну вот, только вчера из химчистки. Тебе что, делать нечего?

— Не «делать нечего», а справедливость восстанавливаю, — с достоинством ответил успокоившийся и удовлетворённый Аркадий.

Борис внезапно осознал полное своё бессилие. Смешно ведь какашками в Аркадия швыряться — он и так в говне. А руки испачкаешь».

— Ну, и про кого это? — спросила Даша, глядя на Боба.

— Притча с глубоким смыслом всегда допускает различные интерпретации, — задумчиво ответил тот. — Вот вам один вариант: русский эмигрант, образованный, работящий, достигший успеха и положения, скажем, в Штатах, через много лет приехал в отпуск в город своей юности, в Россию, где и состоялся замечательный диалог с каким-нибудь старым знакомым-родственником-одноклассником-однокурсником. Это первое, что приходит в голову. Наверняка возможны и другие варианты.

— А я вижу здесь диалог между двумя странами, — предложил свою версию Эндрю. — Одна страна — технологически развитая, а вторая — живёт за счёт экспорта своих природных ресурсов.

— И правда, похоже, — обрадовалась Ксюша, — как всё-таки приятно с умными дяденьками водиться.

* * *

— А теперь давайте вернёмся к паразитам, — предложил Боб. — Может быть, Алексу есть что рассказать нам по этому поводу?

— Я думаю, суть проблемы в том, как человек превращается в паразита, — начал Алекс, медленно подбирая слова. — Уже много десятилетий не прекращается спор о том, какая составляющая играет решающую роль в становлении человеческого психотипа: генетика или воспитание?

Ещё в конце девятнадцатого века известный психиатр Чезаре Ламброзо, основываясь на многочисленных фактах, подметил, что в семьях преступников вероятность того, что и дети станут преступниками, намного выше, чем в обычных семьях. Следовательно, большую роль здесь играет наследственность.

Возражения его оппонентов заключались в том, что от воспитания детей в криминальной атмосфере, царящей в этих семьях, ничего другого и ожидать не приходится.

Такое направление в психологии, как бихевиоризм, утверждало, что новорожденный — это чистый лист бумаги, на котором можно написать всё, что угодно. То есть, умело применяя систему наказаний и поощрений, ребёнка можно выдрессировать в кузнеца или ткача, в математика или в художника, в правопослушного гражданина или в преступника.

Австрийский учёный Конрад Лоренц считал внутривидовую агрессивность естественным врождённым свойством животных и человека. Противники его взглядов старались опровергнуть его научные выводы, обвиняя Лоренца в приверженности расистским теориям и поддержке нацистской идеологии.