- Чепуха, - сказал он.
Я оглянулся на Робина, он усмехнулся и подмигнул мне.
Теперь заговорил отец Робина, Анатолий Греков:
- Видишь ли, Феликс, нам удалось договориться с Сапиеной относительно времени подготовки ответной информации. Это время не может превысить двенадцати суток по нашему счету. Даже если на Сапиене мгновенно расшифровали нашу передачу и мгновенно составили и закодировали ответ, если бы даже они не затратили на это ни одной секунды, то и тогда опережение не может быть более двенадцати суток. Твоя экстраполяция некорректна.
Феликс сунул свой график в карман.
- И все-таки, - тихо сказал он, - ответ на "восемнадцать тридцать девять" придет завтра.
Дед поднялся, уперся кулаками в стол.
- Я знавал покойного Петра Николаевича Платонова, - объявил он. - Прекрасный был математик. Но с заскоками. Его уравнение, на которое вы тут ссылались,- заскок. Оно не удовлетворяет элементарным требованиям логики.
- Но Платонов предложил принципиально новую систему отсчета, - сказал Феликс с какой-то затаенной тоской в голосе. - Почему никто не хочет это понять?
- Потому что, молодой человек, его система противоречит факту зависимости "время-пространство".
- Нет. Это противоречие кажущееся.
Дед грозно засопел. Анатолий Греков сказал поспешно:
- Ты устроился с ночлегом, Феликс? Мальчики тебе помогут. У нас тут тесновато... Постой! - окликнул он Феликса, направившегося к двери. - Забери свои карандаши. И этот... брикет.
Глава пятая
САПИЕНА НАРУШАЕТ ГРАФИК
Столовая в Селеногорске называется "У Герасима". Это потому, что робота, обслуживающего столовую, зовут Герасим. Робот он хороший, расторопный. Принеся поднос с едой, он говорит приятным низким голосом; "Кушать подано". Унося посуду, заявляет совсем другим тоном: "Поел - уступи место товарищу".
Феликс наотрез отказался от ужина, и мы с Робином пошли к Герасиму без него. Как всегда, в столовой стоял веселый гомон. За шахматными столиками сражались участники восемьсот какого-то лунного чемпионата - тут стоит закончиться одному чемпионату, как начинается следующий. Антонио, конечно, торчал у магнитолы, он жаждал музыки и спорил с шахматистами, которые музыки не жаждали.
На нас накинулись с вопросами - что нового на шарике? Они все прекрасно знали, визор и радио здесь почти не выключаются, но все равно - на прилетавших с Земли было принято накидываться.
Робин изобразил, как я пел на Олимпийских играх, и я сам чуть не подавился супом от смеха. Робин здорово умеет копировать.
Потом я рассказал о лекции Селестена.
- А что, ребятки, в этом есть смысл, - сказал кудрявый селенолог Макги. - Без копыт я, в общем-то, обойдусь, а вот от третьей руки не отказался бы.
Тут, конечно, начался спор.
- Глупости, Мак, - прогудел астрофизик Каневский. - Зачем тебе третья? Научись вначале двумя руками управляться.
- А то я не умею!
- Не умеешь. Вот если ты, к примеру, научишься писать одновременно обеими руками разные тексты,- тогда пожалуйста. Требуй себе третью.
- Зачем мне это - два текста одновременно?
- Экономия времени. Одной рукой кодируешь информацию о селеногенных породах, другой - отстукиваешь письмо к своей Мэри. Плохо?
- Да при чем тут руки? - закричал Антонио. - Для такой работы надо два мозга иметь в черепной коробке.
- Одного достаточно. Тренировать нужно мозг, вот что. Организм человека еще не исчерпал своих возможностей. Модификации ни к чему.
- Не представляю, - сказала Ксения своим медленным контральто, - человек с тремя руками! Уродство какое-то. Осьминог. Ужасные вы все рационалисты, никто даже не подумал об эстетическом идеале.
- Правильно, Ксения! - закричал Антонио.- Природа создала человека прекрасным. В человеке все тончайше выверено, целесообразно...
Я не выдержал, прервал его пылкое излияние:
- Ну и что? Прекрасно, потому что привычно. А сделай человечество трехруким - и следующее поколение будет поражаться: какими безобразными инвалидами были раньше люди, подумать только - с двумя руками! Эстетический идеал - дело привычки.
- Да нет необходимости, понимаешь ты это? - Антонио сунул ладонь мне под нос. - Никакой необходимости приклеивать или там вживлять третью руку!
- Далась вам третья рука, - сказал я. - Мне она тоже не нужна. А представьте себе, как Маку надоело таскаться по Луне в скафандре. Надоело ведь, Мак?
- Ну, дальше что? - осведомился Мак. Наверно, он ожидал подвоха.
- И вот ему говорят: милый Мак, мы тебя малость переделаем. Будет у тебя в легких дополнительная емкость. Заполнишь ее воздухом, и ступай себе, можешь весь рабочий день лазать по горам без скафандра...
- И шкура, непробиваемая для метеоритов, - в тон мне заметил Робин.
- Пускай так. Или возьмите... ну, хоть Венеру. Приспособить дыхательный аппарат человека к тамошней атмосфере, к давлению...
- Не ново, Улисс, - сказал Каневский. - Стэффорд уже предлагал что-то в этом роде.
- Стэффорд говорил о длительной и естественной адаптации человеческого организма к инопланетным условиям. Я имею в виду искусственное приспособление.
- И этим искусственно переделанным людям ты закроешь дорогу домой, на Землю, - сказал Каневский. - Им придется таскать скафандр на Земле.
- Да нет же... - Это мне в голову не приходило. - Ну, не знаю, я не биолог... Только мне кажется, что, если поселенцы хорошо приспособлены к планете, им может и не захотеться домой. Там их дом и будет...
- Поел - уступи место товарищу, - прогремело у меня над ухом.
- Что? - Я не сразу понял, что это Герасим, и вызвал взрыв смеха.- Хоть бы вы чему другому его научили! - сказал я с досадой и встал из-за стола. - Тоже кибернетики! Фантазия дальше еды не идет.
Я подсел к Ксении на диван.
Спор продолжался. Теперь говорили о роботах. Вот кого следовало отправлять осваивать Венеру - им и меркурианское пекло нипочем, и сверхморозы Плутона... Не зря ли андроидов перебили?.. Мне расхотелось спорить. Чудный выход из положения - посылать роботов. А человечеству что прикажете делать? Отдавливать друг другу ноги в тесноте? Да и вообще...
- Потанцуем? - спросила Ксения.
Антонио все-таки включил музыку, несмотря на протесты шахматистов.
- Не хочется, - сказал я.