- Помню, - сказал я.
- Ну, так им нужны водители батискафов. А что? Замечательная работа, а? Нет, ты скажи!
- Отличная работа. Послушай, бесстрашный водитель, почему никогда не вызовешь по видеофону? Номер забыл?
- А ты? - сказал Костя, перейдя с крика на нормальный голос. - Робин однажды вызвал, поговорили, а от тебя не дождешься.
Мы простились, обещав вызывать друг друга.
Мазь действительно оказалась превосходной. Лыжи скользили хорошо, мягко. Андра неслась впереди, я шел широким шагом не по ее лыжне, а сбоку. На душе был горький осадок от разговора с Костей, но потом прошло. Остался только посвист встречного ветра, и шуршание лыж, и счастье быстрого движения движения, рожденного силой собственных мышц, а не тягой двигателя, да, черт побери, нехитрое, но редкое в наш век счастье.
Наискосок вверх по склону. Петлями меж сосновых стволов. В снежном дыму - вниз, к дороге. Хорошо!
Широким полукругом мы обошли сине-белый корпус Веды, аллеями парка вылетели к поселку. Голые сады, расчищенные красноватые дорожки, домики из дерева и цветного пластика и откуда-то дальние звуки органного концерта.
Андра теперь шла медленно, я поравнялся с ней.
- Устала,русалочка?
Не ответила. Свернула в сад, воткнула палки в снег, сбросила лыжи.
- Вот наш дом. - И после некоторого колебания: - Зайдешь, Улисс? Попьем кофе.
Из кресла, что стояло перед экраном визора, поднялась маленькая черноволосая женщина. Я немного растерялся от ее пронзительного взгляда.
- Мама, ты помнишь его? Это Улисс.
Ронга почти не изменилась с тех пор, как я видел ее последний раз, - в корабле, уходящем с Венеры. Только волосы не выпущены крылом на лоб, а гладко стянуты назад. И кажется, светлее стало меднокожее лицо. Очень выразительное, очень нестандартное лицо - и очень неприветливое.
- Да, Улисс, - сказала она, резко фиксируя звук "с". Помню.
- Как поживаешь, старшая? - спросил я стесненно.
- Хорошо.
Покачивалась на экране черная спина органиста, серебристо мерцали трубы органа, плыла медленная могучая мелодия. Кажется, Гендель, подумал я.
Андра сказала:
- Садись, Улисс. Сейчас сварю кофе.
И выбежала из гостиной. Я сел, потрогал фигурку акробата, вырезанную из темного дерева. Тут было еще множество фигурок на полочках в стенных нишах, на крышке магнитолы, на книжном стеллаже. Ну да, вспомнил я, Ронга художница, резчик по дереву. Старинное искусство, которое она, возможно, унаследовала от далеких предков - перуанских индейцев.
Было в движениях Ронги, в ее быстрой походке что-то беспокойное, и, как обычно, чужое беспокойство немедленно .передалось мне. Снова нахлынуло то тревожное, жгучее, что я старался не подпускать к себе.
Ронга ходила по гостиной, что-то поправляла, переставляла. Мне захотелось поскорее уйти.
- Твои родители остались на Венере? - сказала она, когда молчание стало нестерпимым.
- Да.
- Виделся с ними после... с тех пор как мы улетели оттуда?
- Нет.
На этом наш содержательный разговор прекратился. Я тупо смотрел на спину органиста и чувствовал себя так, будто меня скрутили по рукам и ногам. Не понимаю, почему присутствие этой женщины действовало на меня сковывающе.
К счастью, вернулась Андра. В руках у нее был поднос с кофейником и чашками.
Мы сидели втроем за столом, пили кофе, и Андра принялась рассказывать о предстоящей этнолингвистической экспедиции в Конго. Ее возглавит Нгау, пигмей, оригинальнейший ученый ну как это ты не слышал? А может быть, и сам Стэффорд поедет. Отсталость пигмеев сильно сказывается на развитии Центральной Африки, там предстоит огромная работа - вроде той, что Стэф проделал в свое время в Меланезии. Она, Андра, тоже, может быть, поедет...
- Никогда, - сказала Ронга.
- Ну, мы еще поговорим, мама. - Голос у Андры сделался тусклым.
- И говорить не стану. Хватит с меня вечных скитаний!
Она меня раздражала, эта маленькая женщина с резкими и прекрасными чертами лица. И в то же время внушала робость. Мне еще больше захотелось уйти. Мелкими глотками я пил горячий душистый кофе и обдумывал, как бы выпутаться из неловкого положения.
Органный концерт кончился, на экране замелькали кадры комедийного фильма. Риг-Россо с каменным лицом выделывал невероятные трюки. Андра заулыбалась, глядя на визор.
А мне не было смешно. С горечью думал я о том далеком дне, дне бегства с Венеры, который странным образом как бы обозначил некую границу между нами.
Запищал видеофонный вызов. Я вынул видеофон из нагрудного кармана, нажал кнопку ответа. На экранчике возникло нечто лохматое, непонятное, затем оно сдвинулось вверх, и я увидел лицо Феликса.
- Улисс, ты?
- Да! - сказал я обрадованно. - Здравствуй, Феликс.
- Где ты находишься? Можешь ко мне прилететь?
- А что случилось?
- Ничего не случилось. Прилетай, вот и все.
Глава седьмая
БОРГ
Аэропоезд домчал меня до Подмосковья за семнадцать минут. Город, еще в прошлом веке разросшийся вокруг Института физических проблем, уже зажег огни в ранних зимних сумерках. Мне пришлось пройти несколько пустынных кварталов старой части города, обреченных на слом, там и сейчас бухало и рушилось, автоматы делали свое дело.
Феликс жил в старом доме-коробке на границе новой части города. Автоматы-бульдозеры подобрались к этому дому почти вплотную, и мне казалось, что в нем никто уже не живет. Окна были освещены только в последнем, пятом этаже.
Лифта в доме не было, и я взбежал наверх. Во всех этажах двери стояли настежь, дух был нежилой. У квартиры Феликса я позвонил, но не услышал звонка. Я нажал на ручку, дверь со скрипом отворилась, и я вошел в крохотный Г-образный коридорчик с обшарпанными стенами. Дверь ванной была снята с петель и прислонена к стене, из ванны, залитой коричневой жидкостью, тянулись в комнату толстые кабели.
Квартира, должно быть, не отапливалась. От тусклой лампочки под низким потолком, от неуютного застоявшегося холода - от всего этого мне стало вдруг печально.
Я заглянул в комнату. Феликс в немыслимом комбинезоне из синтетического меха, какие увидишь разве в музее полярной авиации, стоял спиной ко мне и с кем-то разговаривал по видеофону. В скудном свете представилась мне картина полного запустения и изумительного беспорядка, достигнутого, как видно, многолетними настойчивыми стараниями. На столах, на полу и подоконниках стопками и вразброс лежали рукописи, магнитные и перфорированные информкарты, пленки - вперемешку с полотенцами, обертками от еды, пластмассовыми тарелками. На пыльном экране визора красовалась незнакомая мне математическая формула, выведенная пальцем. Посреди комнаты стоял мажордом, передний щиток у него был снят, из глубины узла управления командами тянулся провод, грубо подсоединенный к вычислительной машине типа "Рион": очевидно, Феликс использовал логическую часть робота для расширения оперативности вычислителя.