- А что поделаешь, - перебил я его, - если попался тупой практикант, который никак не может сдать зачет.
Всеволод залился жизнерадостным смехом.
- В общем, - заключил я по-русски, - семь бед, один ответ.
Не я это придумал. Зачет у Всеволода я мог бы принять давно. Но ему до смерти хотелось побывать на "Элефантине", чтобы посмотреть на строящиеся звездолеты, и он упросил меня взять его с собой - под предлогом, что зачет еще не сдан. Мне отнюдь не хотелось осложнять себе жизнь - и без того она не слишком гладкая, - но практикант начинал мне нравиться, и... В общем, я заглянул к руководителю практики курсантов. Тот удивился, услышав, что Всеволод Оплетин не сдал зачета по устройству корабля. "Да, не сдал, - повторил я, глядя в сторону. - Придется задержать его еще на неделю". Руководитель практики заколебался. "Что-то не похоже на Оплетина, сказал он. - Еще на неделю? Он должен выступать в студенческом шахматном чемпионат. Знаешь, Улисс, я свяжусь с деканатом, посоветуюсь, как быть". Но я не стал ждать, пока он посоветуется с деканатом. Спустя полтора часа я получил от диспетчера, ничего не знавшего об истории с практикантом, разрешение на старт и, покинув лунный космодром, повел корабль к "Элефантине".
Семь бед, один ответ.
Мы вышли из корабельного шлюза, держась за поручни, и я запер наружную дверь на ключ. На Земле давно отказались от замков, но наша инструкция неумолима: покидая корабль на орбите, запирать шлюз на ключ. Потому что когда-то где-то кто-то по ошибке забрался в чужой корабль и угнал его с орбиты.
Помните старый анекдот времен освоения? Корабль на орбите спутника, в корабле - двое. Один, по программе, выходит наружу, на привязном фале. Сделал что надо, подтянулся, стучится в дверь шлюза: открой, мол. А второй спрашивает: "Кто там?" Я, в общем-то, ничего смешного в этом анекдоте не находил.
Ключ я положил в специальный карманчик и застегнул его. Второй такой же ключ был у Кузьмы.
Помню, как страшно было мне когда-то впервые оттолкнуться от надежной стенки корабля и уйти в черную пустоту, где нет ни верха, ни низа. С годами приходит опыт, вернее, привычка. Я оттолкнулся с таким расчетом, чтобы реакция толчка понесла меня в нужную сторону. И тут же увидел, как Всеволод крутится волчком далеко от меня. У него-то привычки еще не было. Ах ты горе мое! Маневрируя, я подплыл к нему и схватил за руку. Пришлось порядком повозиться, пока мы перестали кувыркаться.
- Пусти, теперь я сам, - сказал Всеволод. Глаза у него за стеклом шлема были дико выпучены.
- Ладно. - Я осторожно отпустил его руку. - Ну, разом включаем реактивники. Старт!
Мы понеслись, выходя к ближнему звездолету со стороны Солнца. Неподалеку от него висел полуразобранный, уже ненужный стапель, похожий на обглоданный скелет гигантской рыбы. Там вспыхивали молнии резаков: стапель резали, чтобы по частям отбуксировать к "Элефантине", а может, на Землю, на переплавку - не знаю.
У корпуса звездолета тоже работали, я разглядел монтажные капсулы, присосавшиеся к одной из толстых колонн. Я покрутил ручку рации, чтобы послушать разговоры монтажников. Я любил эту превосходную профессию. Не будь я пилотом - непременно стал бы космическим монтажником.
В шлемофонах возник добродушный бас:
- Чего ты дергаешь? Ровнее держи!
- Ровнее не бывает.
- Двенадцать вакуум-накладок полагается на этот стык, сорок расшвыряли по всему космосу - дьявол с ними, а где остальные триста штук?
- Ну и колпак ты привариваешь, Джереми! Где ты его раздобыл? Мой прадедушка носил точно такой на голове. По праздникам.
- Шевели, шевели манипулятором, не обожжешься.
- Кому тут не нравится колпак?
- Да нет, старший, это я так. К слову пришлось.
- Он всегда вспоминает прадедушку, когда хочет увильнуть от работы.
Раздался смех.
Я велел Всеволоду выключить реактивник. Инерция донесет нас до звездолета. Мы приближались к нему сверху.
- Эй, в корме! - услышал я веселый голос. - Смотрите, к нам летят пришельцы из космоса!
- А верно, две фигуры! Это инспекция из космофлота.
- Почисть экран от плесени! Разве инспекция разъезжает в десантных скафандрах?
- Где ты видишь инспекцию?
- Ага, испугался? Растерял накладки, теперь собирать заставят.
- Эй, пришельцы! Кто такие, отзовитесь!
Я прокашлялся и ответил:
- Пилот Дружинин. Будущий пилот Оплетин. Разрешите к вам на огонек?
- Пилоты? Как, ребята, пустим пилотов? По-моему, пусть они себе летят дальше.
- Хватит трепаться, Виктор. Свяжись-ка с Боргом и доложи, что прилетел Дружинин.
Да, не туманная мечта, не листы чертежей - это был всамделишный корабль. Металл и пластик, полы и стены, каюты и лаборатории, водяные цистерны и оранжерея, вспомогательные ионные двигатели и двигатель основного хода - хроноквантовый.
Хроноквантовый двигатель! Чудо века, поразительное детище новейшей математики! Еще недавно это казалось фантазией: Время, сдвинутое из нормального течения и совмещенное с Пространством. Время, не существующее для обычного измерения. Да и с точки зрения классической Эйнштейновой физики на этом энергетическом отрезке не будет существовать и сам корабль! Пятое состояние вещества, как утверждают эти горячие головы, молодые последователи Феликса Эрдмана...
В звездолете царила веселая сутолока. Искусственная тяжесть еще не была включена, и мы, отталкиваясь от потолков и переборок, плыли по коридорам, заваленным монтажным инструментом, облицовочными плитами, мотками проводов. Сновали нагруженные автоматы, светились швы разогретого пластика, шумно вздыхал в магистралях сжатый воздух. Пучки проводов и трубок автоматики, волноводные, газовые, пневматические линии тянулись вдоль стен мегаметрами, опоясывали, перекрещивали звездолет по всем направлениям. Пахло клеем, сваркой, красителями. Тут и там вскипал смех, слышались веселые перебранки, возникали споры у набросанных на стенах монтажных схем и расчетов. Были на стенах и другие надписи - язвительные двустишия в адрес снабженцев и бригадиров, ответные двустишия, карикатуры (в одной из них мы узнали Борга, почему-то он был нарисован с крылышками и присосами вместо ног) Жаль, что скоро плиты внутренней облицовки навсегда скроют эти следы кипучей жизни.