- Пожалуйста. Я летаю на линии Луна-Юпитер...
Она сделала нетерпеливый жест, от которого у меня сжалось сердце - таким знакомым был этот жест.
- Улисс, все это я знаю. Как ты летаешь, и как работал у Борга, и как ты прятал какого-то практиканта...
- Я его не прятал.
- Ну, что-то в этом роде. Я, как видишь, стараюсь все знать о тебе. Не то что ты...
- Если все знаешь, то зачем спрашиваешь?
Мы смотрели друг на друга, ее глаза расширились. "Стараюсь все знать о тебе"... Для чего? После того, что произошло между нами, какой смысл в этом "старании", и "рассказывании о себе"... вообще в этой ненужной встрече?.. Я отвел взгляд и самым бесшабашным тоном, на какой был способен, сказал:
- Неплохо тут у вас на шарике. Деревья, облака. Хорошо бы найти еще одну такую.
- Такую планету? - Андра все смотрела на меня.
Мы шли совсем медленно, Борг намного нас опередил.
- Ага. Я ведь, наверное, улечу... далеко улечу. И надолго.
- Разве экспедиция уже решена, Улисс?
- Пока нет. Но корабли готовы - чего ж тянуть! Вроде бы все ясно. - Помолчав, я добавил: - Жаль, ты их не видела. Таких кораблей еще никогда не бывало.
- Вряд ли вопрос решится до праздника.
До праздника? Ах, ну да, праздник Мира! Чуть не забыл. Сегодня третье, а праздник начинается десятого. Неужели Совет за неделю не удосужится собраться, чтобы решить вопрос об испытании кораблей, о подготовке к полету? Ведь нет ничего важнее...
Впереди замигали какие-то цветные линии. Борг остановился у полоски кустарника.
- Останься на праздники, Улисс, - сказала Андра. - Если ты действительно скоро улетишь... надо же как следует отдохнуть перед таким полетом.
- Не знаю, - ответил я.
- Останься. Прими участие в Олимпийских играх. Помнишь, как ты состязался? - Она грустно улыбнулась.
- Не помню, - сказал я.
Ничего я не помню, не хочу помнить, нет у меня никаких воспоминаний.
Жизнь, отмеренная полетами - теми, что были, и тем, что предстоит. Ничего больше - кажется не трудно понять...
Дорога повернула влево. Мы по пыльной травке подошли к кустарнику, у которого стоял Борг. Это была изгородь из кустарника, а за нею в углублении лежал теннисный корт. Вернее, была сетка и правильно расчерченное поле, но вместо обычного проволочного ограждения объем корта обозначали цветные лучи - горизонтальные и вертикальные. На той стороне корта, прямо перед нами, висело табло, по которому плыли светящиеся цифры.
Игрок на поле был один - худощавый, коротко стриженный человек в белом спортивном костюме. В следующий миг я узнал в нем Феликса.
Он взмахнул рукой, как бы отбив воображаемой ракеткой воображаемый мяч, и уставился на табло. Цифры поплыли быстрее, в несколько рядов. Феликс сорвался с места, перебежал на другую половину поля. Не сводя глаз с табло, он потоптался по площадке, пока не нашел нужное место, и опять взмахнул рукой-принял "мяч", который сам же послал с той стороны. И снова воззрился на поток цифр.
- Что за странная игра? - негромко спросил Борг.
Андра пожала плечами:
- Это вовсе не игра. Я слышала, он объяснял ребятам свою новую идею. По-моему, никто не понял. И уж тем более я...
Я смотрел на Феликса со сложным ощущением, разбираться в котором не хотелось. Добрались-таки до твоей знаменитой шевелюры, подумал я. В древней легенде остригли Самсона, и он потерял свою силу. Но ты-то не библейский богатырь с тяжелой палицей. Ты математик XXI века, твоя палица - формулы, отвергающие обычные представления о глубинной сути вещей. Ты выписываешь невиданные уравнения на пыльном экране визора. Впрочем, вряд ли теперь у тебя дома пыль и запустение. Теперь там все блистает чистотой, вещи, нужные для быта, лежат на своих местах, а ненужные выброшены, и по вечерам ярко и гостеприимно освещены окна твоего дома.
Конечно же, так надо. Надо беречь таких, как ты. Потому что, хоть твоя мысль и проникла в недоступные для простых смертных области, оболочка у тебя такая же, как у простых смертных. Те же обычные человеческие потребности и желания. Надо беречь, я понимаю... Я-то сам управлюсь с жизнью, я ведь сильный... Давай, Феликс, скачи резво по теннисному корту, отбивай мячи, которых не существует...
Я спохватился, но было поздно: Феликс резко повернулся к нам с недовольной гримасой человека, которому очень помешали. Наши взгляды встретились. Он отступил было назад, на его лице обозначилось выражение растерянности...
- Извини, что помешали, - раздался спокойный голос Борга. - Но рабочий день давно кончился, пора и отдохнуть.
- И пообедать, - добавила Андра. - Опять ты не пришел к обеду.
- А который час? - спросил Феликс. Таким же тоном он мог бы спросить, которое столетие...
Он, сутулясь, направился к лестнице, и, как только вышел за пределы следящей системы, цифры на табло погасли.
Поднявшись по ступенькам, он поздоровался с нами. Мы оба избегали смотреть друг на друга. Андра живо извлекла из сумки пакеты с едой и термос.
- Может, пойдем домой? - нерешительно сказал Феликс. - А то здесь как-то...
- Поешь, поешь. - Андра сунула ему в руку закусочный брикет, а в другую - стаканчик. - А то, пока ты дойдешь до дому, тебя кто-нибудь перехватит, и будешь ходить до вечера голодный.
Она налила в стаканчик кофе.
- Кормишь ты его, как погляжу, хорошо, - сказал Борг, усмехаясь. - С чего же он такой худой? Не в коня корм?
- Именно, - подтвердила Андра, озабоченно следя, чтобы кофе не пролился на костюм Феликса. - Осторожно! - воскликнула она.
Коричневое пятно расползалось по белой рубашке Феликса. Андра сокрушенно вздохнула.
Глава двадцать вторая
БОЛЬШОЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Пилот - пока он пилот - обязан помнить о режиме. Что бы там ни произошло, в каком бы настроении он ни был.
Вечером Борг пошел один к Андре и Феликсу в гости. Я рано лег спать и поднялся на рассвете. Пошел на спортплощадку, сделал обязательный минимум упражнений и как следует размялся на турнике.
Утро было прохладное, облачное, со щебетом птиц, с запахами хвои и мокрой травы. Прекрасное земное утро. Мне захотелось в лес, давно я не был в лесу, и я быстро добежал до опушки. Идти по лесной тропинке, устланной опавшими сосновыми иглами, было истинным наслаждением. Я набрал пригоршню этих иголок и сунул в карман. Возьму их с собой, когда улечу к звездам.