Я написал на бланках заказа свой гостиничный адрес и сунул их в щель приемного автомата. Потом, лавируя в густой толпе, я потащил Леона в книжный отдел. Там он был немедленно атакован юными любительницами изящной словесности, ему пришлось направо и налево надписывать свой последний сборник стихов "Левиафан". Тем временем я набрал гору книг, главным образом новинок на интерлинге, в том числе толстый трактат Селестена "Эволюция человека - куда она направлена?". Любопытства ради полистал альманах "Новое в этнолингвистике", раза два или три в нем мелькнуло имя Андры Холидэй - в связи с той африканской экспедицией. Некий ученый муж называл высказывания Андры об этимологии каких-то пигмейских речевых оборотов наивными. Попался бы он мне, этот гуманитарий! Ну-ка, как его фамилия? Я удивился: статья была подписана Эугеньюшем - тем самым, надеждой этнолингвистикн.
Ладно, не мое это дело.
Я положил "Лингвистику" обратно на полку и пошел выручать Леона.
В музыкальном отделе мне пришлось обратиться к консультанту - полной пожилой женщине с желтыми полосами и доброжелательным лицом. К сожалению, запись песни "И снова гудят корабли у причала" еще не поступила. Не желаю ли я послушать записи новейшей музыки? Я пожелал, но что-то новейшая музыка мне не понравилась: тягучая, как мармеладная резинка. Что-нибудь другое, пожалуйста.
Леон поглядывал на часы.
- Ты торопишься? - спросил я.
- Нет, но... если ты решил обойти все отделы...
- Больше никуда не пойду. - Я повернулся к консультанту: - "Хорал" Древесникова? Да, мы послушаем.
У-у, какое вступление! Это подойдет. Что еще? Тетра-симфония "Жизнь человека" - пойдет! Можно и баллады Милтоуна: как-никак он был пилотом, прежде чем нашел себя в музыке. Композиторов прошлого века? Кто там? Скрябин, Равель, Прокофьев, Хиндемит - отлично, возьму всех. А это что за кристалл - "Песни великой революции"? Можно послушать?
Я вздрогнул, когда мужественный баритон запел порусски сдержанно и как-то очень доверительно: "Мы ехали шагом, мы мчались в боях..." Я увидел: скачут по степи всадники в краснозвездных шлемах, пригибаясь к конским шеям, руки с саблями вытянуты вперед...
Да, не зря я заглянул сюда. Одна "Гренада" чего стоит! Куча кристаллозаписей громоздилась на столе, я заполнил бланк заказа и попросил все это доставить в гостиницу.
Консультант сказала с максимально доброжелательной улыбкой:
- Ведь ты Улисс Дружинин, я не ошиблась? Вчерашнее твое выступление на Совете мне очень не понравилось. Оно может оказать вредное влияние на молодежь.
- Это еще почему? - вмешался Леон.
- Я много лет работала с детьми и знаю. Дети очень впечатлительны. Подумай сам, что будет, если после таких необдуманных выступлений у подростков начнется космическая лихорадка? Разве ты забыл, как они восприимчивы?
Леон готов был вспылить, я поспешил увести ею прочь.
- Классная дама из гимназических романов! - ворчал он, пробираясь вслед за мной к выходу из рипарта. - Попадись к такой в руки - закормит до удушья сладкими пряниками... Ах, деточки, не ходите в космос...
- Брось, Леон. Классная дама, может, по-своему права. Мы помчались, а надо ехать шагом.
- Вот как! И это говоришь ты, Улисс Дружинин?
Я промолчал. Мы вышли на улицу, в людской водоворот. Принято считать, что век урбанизации кончился, да и статистика показывает, что население старых городов значительно уменьшилось, люди предпочитают селиться "на природе", - а вот же как запружен город, какие толпы на площадях...
- Да, перенаселенность - вещь нешуточная, - сказал Леон. Должно быть, вид праздничных толп вызвал у него те же ассоциации. - В твоей речи, Улисс, мне больше всего понравились два слова: "преодолеть инерцию". В том-то и штука! Домоседы всегда составляли большую часть человечества. Оно привычнее - накатанная колея жизни. И спокойнее. Что говорить - план расселения во времени грандиозен. Но я не уверен, что, когда настанет время практического осуществления, не появятся влиятельные классные дамы обоего пола. Они начнут вопить: "Одумайтесь! Куда вы хотите ввергнуть бедное человечество! Ах-ах! Вы хотите, чтобы люди повернули вспять, чтобы они дрались с хищными ящерами в черных болотах мезозоя? Фи!.."
Шедшая навстречу пожилая чета испуганно отпрянула в сторону.
- Что за манера - кричать на улице, - донеслось до нас по-русски.
- Слышишь? - усмехнулся я.
- Именно кричать надо! - Леон все же понизил голос. - Надо расшатывать инерцию. Нельзя откладывать на дальние времена выход в Большой космос, если есть возможность сделать это сегодня. Улисс, мы не одиноки, ты знаешь сам. Будем драться за разведывательный полет.
- Решение Совета может отменить только сам Совет.
- Так заставим его отменить! Организуем выступления в печати, опрос общественного мнения...
- Вряд ли поможет опрос. Получится примерно та же картина, что при голосовании в Совете. Даже хуже.
Леон остановился, загородив мне дорогу. Он смотрел на меня беспокойно и удивленно.
- Не пойму, что с тобой творится, Улисс.
- А что такое?
- Какой-то ты... смирившийся... Зачем ты подарил мне значок? Для чего набрал столько барахла? Что ты задумал, Улисс?
- Если тебе не нравится значок, отдай обратно.
- Мне не нравится твое настроение.
Он пристально смотрел, и я понял ход его мыслей.
- Зря беспокоишься, - сказал я. - Тебе не придется гоняться за мной по Европе. Все в порядке, Леон. Не знаешь случайно, что идет в Интернациональном театре? Целую вечность там не был.
- Почему же не знаю? Идет "Океанский прибой", инсценировка романа Сорокина.
- Стоящая вещь?
- Неплохая. Улисс, я понимаю, тебе не хочется сейчас говорить... Пожалуй, действительно нужна разрядка... Но потом, когда ты отдохнешь, придешь в себя...
- Там видно будет. Извини, что задержал, ты ведь куда-то торопишься.
Леон посмотрел на часы:
- Да, я опаздываю немного. Понимаешь, Нонна просила приехать.
- Привет ей передай. Ну, Леон... - Я стиснул ему руку. Спасибо тебе.
- За что?
- Вообще... Всего тебе хорошего.
Уходя, я чувствовал, что он смотрит мне вслед. Потом толпа захлестнула нас обоих.
А мне было некуда торопиться. Я шел не спеша по улицам, по бульварам, утопающим в цветах и пестром праздничном убранстве.