Селеногорск по праздникам будто вымирает. Большинство селенитов улетает на шарик, остаются лишь самые необходимые вахты. Я шел пустынными селеногорскими коридорами, скользя взглядом по стенам, разрисованным и исписанным здешними остряками.
Устрашающее табло "Не входить!" над дверями Узла космической связи не горело. Я постучался - никто не ответил. Неужели и Робин улетел на праздники? Дверь поддалась нажиму, я вошел в холл. Здесь никого не было, кроме вычислительного автомата, из пасти которого торчал, как язык, кусок бледно-розовой пленки. Я выдернул пленку, посмотрел - ряды цифр и знаков. Из-за двери аппаратной донеслись голоса. Я заглянул туда.
Дед сидел спиной ко мне - сухонький, сутулый, в неизменной своей черной шапочке; перед ним стоял столик, заваленный таблицами и обрывками пленки. А вдоль слепых, отдыхающих экранов прохаживался Робин, засунув руки в карманы комбинезона. Для полноты картины не хватало только "среднего звена" великой династии космических связистов. Но я знал, что Анатолий Греков занят сейчас другими делами - в Совете шла серия совещаний, разрабатывалась новая программа...
- Легко твердить "не годится, не годится", - говорил Робин, продолжая мерно вышагивать из угла в угол. - Если бы вы с отцом с самого начала сделали упор на элементарные планетологические вопросы, а не на теорию информации...
Тут он повернулся и увидел меня.
- Какими судьбами? - Робин широко развел руки и заулыбался, но улыбка не согнала с его лица выражения озабоченности. - Садись, Улисс, сейчас мы...
- Без теории информации, - проскрипел Дед, - без выработки кода вообще не стало бы возможности обмена.
Он тяжело поднялся, кивнул мне. Я протянул ему пленку: может быть, там значилось нечто важное? Дед посмотрел, бросил пленку на стол и сказал:
- Все то же. - Волоча ногу, он направился к двери. - Отдохну немного перед обедом, Михаил.
Мы остались вдвоем с Робином.
- Что хорошего, Улисс? Впрочем, знаю, знаю - хорошего ничего нет. Возвращаешься на свой корабль? А у нас тоже сплошные неприятности. Ни черта не можем понять, что стряслось с Сапиеной.
- Молчит? - спросил я.
- Молчит! - Робин постучал костяшками пальцев по главному экрану, будто этот стук мог пробудить от спячки неведомых абонентов на другом конце канала связи. - Запросили рецепт открытого огня - и замолчали. Мы тут ломаем голову, загрузили алгоритмами догадок логические машины. Но все наши гипотезы не стоят... не стоят застежки на твоем костюме. Кстати, недурной костюмчик. Теперь такая мода пошла?.. Понимаешь, мыслим по-земному! Слишком по-земному. И машины наши антропоидны. Вот в чем беда.
Ты прав, подумал я. Прав как никогда. Мы еще не готовы для разговора с Большим космосом. Далеко ли мы ушли от неандертальцев, тупо таращивших глаза на звездное небо, такое непонятно-пугающее? Положим, знаем мы неизмеримо больше, но вот понять... Для того чтобы понять, надо быть там. Надо стать наконец homo universalis.
- Что? - спросил Робин. - Не понял твоего менто.
"Раньше ты понимал меня лучше", - с внезапной горечью подумал я.
- Нет, я не посылал менто. Послушай, а ты уверен, что они просили именно огонь? Может, вы их вовсе не поняли и последний сигнал означал просто "не хотим больше с вами разговаривать"...
Робин отлепился от экрана и присел на край стола, небрежно отодвинув груду бумаг и пленок. Кажется, он немного успокоился, во всяком случае ответил он примерно так, как бывало прежде, когда мы летали вместе:
- Я всегда говорил, что у тебя светлый ум, Улисс. - И, помолчав, добавил: - Вообще-то замечание резонное. Сколько уже месяцев я выверяю код... Да нет, при всем его несовершенстве сигнал расшифрован правильно. Мы тут с Дедом переворошили всю документацию, весь обмен с самого начала. Не хотел я вытаскивать Деда на Луну, отрывать от мемуаров, но пришлось...
- Значит, нужен огонь, - сказал я. - На Земле давно нe пользуются открытым огнем, но каждому дураку известно, что огонь бывает разным. Не обязательно при соединении вещества с кислородом. Многие металлы горят в хлоре, некоторые окиси - в углекислоте. Если бы знать наверное, какая там атмосфера...
- Вот именно. По нашим скудным сведениям, атмосфера у них нашего типа. Но, конечно, уверенности нет.
- Ну, допустим. Для чего был нужен открытый огонь? Первобытные люди грелись у костра, жарили мясо, отпугивали хищников...
- Брось, Улисс. Мы перебрали все варианты - даже такие, о каких не слыхивали. Машина выдала все, что хранилось в памяти. Ясно, что при высоком уровне развития открытый огонь не нужен - он неэкономичен и грубо управляем. Первый логический вывод: высокоразвитая цивилизация попала в некие условия, исключившие обычную энергетику.
- Логично, - сказал я. - Может, снизилась внутренняя активность центральной звезды их системы, и тот вид энергии, на котором работает техника Сапиены...
- Думали, думали! - Робин опять забегал по аппаратной. Понимаешь, не умеем мы представить себе жизнь, резко отличную от нашей. Так и лезут земные аналогии. Знаешь, что пришло мне в голову, Улисс? - Он остановился передо мной, сунул руки в карманы. - Вот наша Солнечная система - она кружится вокруг центра Галактики по такой гигантской орбите, что за время своего существования сделала всего пять или шесть оборотов, верно? А человеческая история и вовсе умещается в нескольких градусах этой орбиты. Так?
- Пожалуй. Что из этого следует?
- Не гипотеза, Улисс. Не знаю даже, как назвать... незрелая мысль... Какие области пространства еще предстоит пройти нашей Системе, в каких полях тяготения, в каких вихрях излучений предстоит ей побывать? И вот, скажем, Сапиена... Вместе со своей системой она могла войти в некую область, пересекаемую орбитой... в такую область Галактики, где энергетические условия...
Робин увлекся, дал волю фантазии, а вслед за ним и я, и только Ксения, вызвавшая Робина на обед, прервала наш разговор.
В столовой было отнюдь не многолюдно. Четверо селенитов, уже отобедавших, сидели перед визором - там передавали праздничную программу,
Знаменитый Герасим, аккуратнейший из роботов, принес нам еду. Ксения пожаловалась мне, что как наступают праздники, так уж непременно что-нибудь помешает улететь на шарик. Теперь вот она и могла бы полететь, срочных дел нет, так Робин затеял работу, которой конца не видно. Сапиена, Сапиена только и слышишь от него...