Вместе с лесной свежестью в распахнутое окно влетела далекая песня.
Пять дней праздников на Земле! Отосплюсь. Всласть почитаю.
Я подошел было к коробке инфора, чтобы узнать код ближайшей библиотеки и заказать себе книг, но тут загудел видеофонный вызов.
Робин подмигнул мне с круглого экранчика:
- С земным утром, Улисс. С праздником.
- С праздником, Робин. Когда ты успел наесть такие щеки?
- Просто опух со сна. Поехали на Олимпийские?
- Нет, - сказал я.
- Зря. А что будешь делать?
- Читать.
- Зря, - повторил он. - Твой могучий интеллект не пострадает, если два-три дня не почитаешь.
- Что ты понимаешь в интеллектах? - сказал я. - Поезжай и прими участие. Может, лавровый венок заработаешь.
Где-то здесь, в лесу, вспомнил я, должно быть озеро. Нет, не то, что на дедовской фотографии, но тоже хорошее. Пойти, что ли, поискать его - и весь день в воде, в пахучих травах, в колыхании света и тени... А ночью - костер, прохлада, далекие звезды, звезды, звезды...
Набрать книг, еды - и пять дней блаженной тишины и одиночества...
В следующий миг я схватил видеофон и набрал код Робина.
- Ты еще не ушел? - Я перевел дух. - Я еду с тобой.
- Вот и прекрасно! - Робин пристально смотрел на меня. Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось. Встретимся через полчаса у станции, ладно?
Ничего не случилось. Решительно ничего. Пилот линии Земля-Луна желал провести праздник Мира, как все. Желал принять участие в Олимпийских играх и веселиться вовсю, как все люди.
Мы встретились с Робином у станции трансленты. Сразу перескочили с промежуточной полосы на среднюю, быструю, и понеслись мимо лесного приволья, мимо мачт инфор-глобус-системы, мимо домиков из гридолита, так умело подделывающего фактуру древесного ствола и шершавого гранита.
Робин принялся расхваливать своего мажордома - это старинное словцо, обозначающее домашний автомат, недавно вошло в интерлинг.
- Настроился на сверхзаботу, - говорил Робин, посмеиваясь. - Непременно хотел мне всучить дождевик и шляпу.
- А мне ленивый попался, - сказал я. - По-моему, он беспробудно спит.
- Ты просто его не включил.
- Может быть.
Транслента широким полукругом огибала старый город. Скучные ряды одинаковых домов-коробок. Серые, многоэтажные. Странно, подумал я: предки были энергичны и умны, а вот в строительстве жилья не хватало им, что ли, фантазии. Впрочем, не в фантазии дело. Дворцы и монументы они умели строить. Помню, какой восторг охватил меня в старом Ленинграде. А старую Венецию не так давно - всю как есть - поставили на новые сваи, теперь уж навечно. Я не любитель музеев, но в Венеции хотел бы побывать. Нет, не в отсутствии фантазии дело. Уж очень много других забот было у предков. А строительные материалы были просто ужасны.
Впрочем, забот и нашему поколению хватает...
В старом городе ритмично бухало, что-то рушилось, взлетали столбы пыли, и вибраторы быстренько свертывали их. У автоматов не бывает праздников.
Никогда, наверное, не кончится работа по благоустройству Земли. Сейчас вот поветрие - прочь из городов, покончим с уплотненностью, скученностью, зеленая мантия планеты. Своего рода культ зеленого дерева. Но настанут другие времена, и кто знает, какие новые идеи будут обуревать беспокойный род человеческий...
На миг сверкнула далеко внизу яркой синью река, и мы въехали в новую часть города.
Мы высадились на центральной площади и попали в людской водоворот.
Куда они вечно торопятся, эти девчонки? И почему им всегда весело? Вот бежит навстречу стайка - в глазах рябит от ярких полосатых юбок. Увидели пузатый кофейный автомат, плеснувший кофе мимо подставленной чашки,- смех. Попалась на глаза реклама нового синтетика - смех. Увидали нас, одна шепнула что-то другим,- смех.
Я невольно оглядел себя. Ничего смешного как будто. Костюм, правда, не новый, пластик пообтерся, потерял блеск.
- Ты прав, пора выбросить, - сказал догадливый Робин. Пошли в рипарт.
В зале рипарта - полно парней. Разглядывают образцы, спорят о расцветках. Дивное времяпрепровождение! Хотя - праздник. По праздникам рипарты всегда забиты. Ну, где тут мои размеры?
Я вспомнил Стэффорда - серый биклоновый костюм, синий платок. Недурно он выглядел. Вот нечто похожее. Цвет хороший, серый, как дома в старом городе.
У автомата узколицый парень моего роста старательно набирал код этого самого костюма. Потом вдруг отменил заказ, стал набирать другой. Я терпеливо ждал.
- Как думаешь, - обернулся он ко мне, - не взять ли и тот, полосатый?
- Возьми обязательно, - сказал я. - И тот, в розовую клетку, возьми. Ты будешь в нем неотразим. Хватай все, какие есть.
Парень нахмурился:
- Ты со всеми так разговариваешь?
- Только с едоками, - отрезал я.
На нас стали оборачиваться. Парень хмуро меня разглядывал, задержал взгляд на моем значке.
- Ты болен, - сказал он, с сожалением покачав головой.
- Чем это я болен?
- Космической спесью.
Робин потащил меня к другому автомату, ворча нечто в том смысле, что я одичал на Луне и разучился разговаривать с людьми. Мне стало немного не по себе, но я был уверен, что дело тут не в "одичании", а в том, что просто я не люблю, когда набирают больше, чем нужно.
- Откуда ты знаешь, сколько ему нужно? - урезонивал меня рассудительный Робин. - Тебе достаточно одного костюма, а этому человеку понадобилось два - что ж тут такого?
- Вот-вот, - не сдавался я. - Типичная психология едока.
Мы переоделись в кабинах, а старые костюмы сунули в пасть утилизатора. Я взглянул в зеркало - вылитый Стэффорд, только потоньше и ростом пониже и, уж если говорить всю правду, совсем некрасивый. Носатый, с обтянутыми скулами.
Мы вышли на улицу как раз в тот момент, когда из женской половины рипарта выпорхнула пестрая стайка девушек. Конечно, беспричинный смех и волосы по последней моде - в два цвета. Нам было по дороге, и Робин стал перекидываться с ними шуточками. Я тоже иногда вставлял два-три слова. И посматривал на одну из девушек, что-то в ее тонком смуглом лице вызывало неясно-тревожные ассоциации. Это лицо связывалось почему-то с беспокойной толпой.