Отец пытался приохотить меня к агротехнике, мать — к метеорологии (это были едва ли не главные области деятельности примаров), но я не испытывал ни малейшего желания возиться с селекцией мхов и запускать радиозонды. Мне было тесно и душно под толстым одеялом венерианской атмосферы, меня ждали звезды, которые я видел только в фильмах и атласах, ждали синие озера Земли, ждало распахнутое настежь пространство.
Настало время — я кончил школу и засобирался в дальнюю дорогу. Мать плакала, отец хмуро помалкивал. Мой друг Рэй Тудор в последний момент смалодушничал — не устоял перед доводами своего отца, решил остаться на Венере. «Здесь тоже много интересной работы, — сказал он мне. — Мы должны продвигаться в ундрелы». «Ну и продвигайся, — ответил я. — Жаль, что ты передумал, Рэй…» Мне и в самом деле было жаль. Вдвоём не так страшно покидать привычный мир. «Может, останешься?» — спросил Рэй по менто-системе. Я покачал головой…
Я улетел на Землю и поступил в Институт космонавигации. Быстро промчались годы учения. «Разве у вас не бывает каникул?» — спросила тогда мать. Наверное, это было дурно — ни разу не провести отпуск дома, на Венере. Но Земля не отпускала меня. Я носился в аэропоездах с континента на континент, забирался то в горы, то в тайгу, мне хотелось вобрать в себя многообразие мира, а более всего — найти то лесное озеро, что было на фотографии у деда.
Я перевидал множество озёр, иногда говорил себе — вот оно! Но всякий раз что-нибудь оказывалось не так, полной уверенности не было, и зеленоглазый бес странствий гнал меня все дальше и дальше.
Сказочно прекрасна была Земля.
Иногда я как бы примеривал к себе поступок деда. Он был немногим старше, чем я, когда с первой волной колонистов покинул Землю и обосновался на Венере. В те далёкие времена прочно была обжита Луна, полным ходом шло освоение Марса, что же касается Венеры, то она пользовалась скверной репутацией планеты, непригодной для жилья, активно враждебной человеку. Мой дед и другие пионеры не вняли трезвым голосам предостережений. Они высадились близ Северного полюса Венеры и поставили первый купол на плато Пионеров. Программа колонизации была составлена заранее со всей возможной тщательностью, и едва ли не главным её пунктом была селекция так называемых венерианских мхов. Колонисты проделали изумительную работу: опустили на поверхность планеты облака странных микрорастений, питавшихся атмосферной влагой, и скрестили эту летучую аборигенную растительность с особо жаростойкими сортами земных кустарников. Так появились на плато Пионеров первые плантации жёлтых мхов.
Земля поддерживала нечеловечески тяжёлый труд венерианских пионеров всей своей индустриальной мощью. В полярной области возникла целая промышленная зона — энергоустановки, опытные теплоотводные башни, предназначенные для отвода внутреннего, подоблачного тепла вертикальными потоками в верхние слои атмосферы. Впоследствии, когда селекционеры стали выращивать на плантациях венерианские дыни в масштабах, превзошедших внутреннее потребление, были построены фабрики пищеконцентратов. Теперь Венера не только потребляла, но и посылала на Землю плоды трудов своих колонистов.
Я пытался представить себя на месте деда, променявшего зелёные леса и озера Земли на раскалённую каменную пустыню, иссушенную адским дыханием чёрных теплонов. Прекрасное голубое небо — на вечно клубящиеся угрюмые тучи,.. на жизнь в скафандре.. Не знаю, решился бы я на такой шаг…
Да, я был по рождению примаром. Примаром второго поколения. Но нити, связывавшие меня с Венерой, были теперь разорваны навсегда. Моя переписка с родителями почти заглохла — лишь по праздникам мы обменивались поздравительными радиограммами. Конечно, я мог бы попросить Самарина, начальника космофлота, перевести меня на линию Луна-Венера. Но этого-то мне и не хотелось. В печати и по радио продолжали много говорить и спорить о примарах, об их обособлении, о каких-то сдвигах в психике. Я прислушивался к этим спорам не то чтобы со страхом, но с холодком жути. В голову приходили тревожные мысли, невольно я начинал отыскивать в себе примарские черты…
Тудор не услышал призыва о помощи или услышал, но не помог, — но я-то тут при чем?
Хватит, хватит! Не хочу больше думать об этом…
Хорошо на Земле: нормальная комната с окнами. Не то что крохотная каморка на Луне. Ну и теснотища там, в Селеногорске!
Я погладил оконное стекло. Потом как бы увидел себя со стороны и поспешно убрал с лица улыбку, потому что чувствовал, что она тупая-претупая. Во всяком случае, не к лицу межпланетному волку.
«Бен-бо!» — вспомнилось мне почему-то. Я знал, где тут начальное звено ассоциации, но углубляться в это не хотелось. Просто я сказал себе: «Бен-бо! Почти два года ты мотаешься на линии Земля-Луна. Вот так межпланетный волк! Туда-сюда, туда-сюда — как маятник гравиметра. Бен-бо! Ты добьёшься перевода на линию Луна — Юпитер или уйдёшь из космофлота. Ведь взяли Антонио вторым пилотом на линию к Марсу…»
Но я знал, что всё это ох как не просто! Пилотов с каждым годом становится больше, а линий больше не становится.