А если не успеют вывезти, кто-нибудь подожжет. Непременно подожжет — только гореть они толком не умеют. Разве что тлеть. Тлеть и пахнуть дымом. Говорит, запах этот ему нравится — он его любит разносить по окрестностям. Окрестностям запах тоже нравится. И людям некоторым. Тем, которые не очень равнодушные.
А если повезет и сразу ударит мороз, у них есть шанс умереть заживо. Тогда и с веток падать необязательно. Их к ним приморозит. Так и будут висеть — зеленые и мертвые, жуткое зрелище. Такое же примерно, как равнодушный человек — живой, но мертвый…
Курить хотелось, как никогда за последнюю неделю. Собственное эго, упав на колени, умоляло закурить ту самую сигарету, которую нашел в шкафу и забрал в этот истерический поход к Дону. В том состоянии, которое окутывало меня последний час, я мог быть побрит налысо или быть накормленным ненавистным рассольником и не заметил бы этого.
Руки зашарили по карманам в поисках зажигалки, когда ко мне подошел какой-то дядька в защитной плащ-палатке и фуражке с синим околышем без кокарды — наверное, лодочный сторож.
— Закурить нет, сынку? — он улыбался сквозь казачьи усы и напоминал мне деда Щукаря.
Я невольно улыбнулся одними губами его плутоватому виду и молча протянул единственную сигарету.
— А огоньку нема? — тут как раз отыскалась одна из моих бесчисленных зажигалок, которые населяли карманы моей одежды.
— Спасибо, — он затянулся сухим «Винстоном», все больше и больше напоминая Щукаря — теперь уже не человека, а фарфоровый сувенир из детства, который дымил целлулоидными самокрутками. Щукарь протянул мне огниво обратно.
— Оставь себе, отец, мне оно теперь без надобности, — я еще раз невесело улыбнулся и пошел обратно, наверх.
Подниматься было трудно — поток воды, стекавший с высящегося над Доном города, был сплошным, а у тротуаров вообще казался горной речкой.
Искалеченный в этих местах асфальт зиял глубокими промоинами, идеально иллюстрируя поговорку о том, что вода камень точит. Подъем был крутым — особенно пару первых кварталов, когда он достигал, наверное, сорока градусов. Но что по сравнению с этой дорогой та крутизна, на которую необходимо было вскарабкаться моей душе, чтобы вернуть себе спокойное и умиротворенное существование?
Когда Толик ушел, Ирина еще раз тщательно обследовала все стены и мебель в поисках камеры. Даже «Густава Беккера» осмотрела — но ничего нового так и не обнаружила. Потом включила компьютер, зайдя под учетной записью Толика, и усердно рылась там, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы.
Чисто рефлекторно она подключила Интернет и открыла почту — как делала всегда в начале работы. Тут же хлынули потоки спама и редких ожидаемых писем с сервера провайдера. Почта не была востребована с вечера воскресенья — того момента, когда Ира вернулась из Краснодара. Это практически означало то, что компьютер под этой учетной записью на текущей неделе не включали.
Покопавшись в файлах и запустив поиск чего-либо, созданного или измененного после 15 ноября, она удивилась. Ибо ни одного объекта не нашлось. А это говорило о том, что Толик всю неделю пользовался лишь своим ноутбуком, который не мог быть дома в тот момент, когда она здесь «работала» с Колосовым. Потому что Толик всегда таскал свой «Asus» на работу.
Колосов! Ну как же она сразу не догадалась! Это он просветил Кулешова о своем подвиге и ее грехопадении! Да и кто еще? Ну не Джин же…
Она собрала свои вещи, созвонилась с подругой и вызвала такси.
ГЛАВА 32
Про киллера дядю Вову
— Только, пожалуйста, не стреляйте. У меня на пули аллергия, я сразу дырками покрываюсь.
Когда я, изрядно промокший, в разорванных тапках вернулся домой, Иры не было. Первым делом я проверил, дома ли Джин — кот в наличии имелся и был занят выковыриванием из-под шкафа вновь украденных кактусят. У меня отлегло от сердца — почему-то на самых подходах к дому в меня вселилась уверенность, что Ирина обязательно заберет Джина с собой.
Самочувствие было не очень, и, чтобы не усугублять его последствиями недавнего марш-броска, я начал набирать горячую воду в ванну. Но потом выключил ее и принялся старательно, со всеми возможными чистящими веществами отмывать ванну, засунул постельное в машинку и тут же включил ее.
Почувствовав себя лучше во время работы, я решил сохранить это состояние и устроил уборку — часа на три. Работал я быстро и продуктивно, вымывая и вычищая все, кроме посуды и стекол. Добрался до таких закоулков, куда не заглядывал ни разу за все время жизни в этой квартире. Мимоходом навел порядок и в одежных шкафах, и в кухонных, и даже на компьютерном столе.