Это был всего лишь сон, - подумал он, а затем ощутил напряжение в паху. - У меня стояк.
От осознания этого ему стало плохо, и мужчина провел трясущимися руками по спутавшимся светлым волосам.
Как мне мог присниться такой сон, а тем более, как я мог от него возбудиться? Что, черт возьми, со мной не так?
Он встал с кровати, мгновенно почувствовав холод на своих вспотевших ногах, с удивлением отметив, что на нем были только боксеры. Холли, должно быть, раздела его, пока он спал, а он даже не помнил, как она ложилась.
Я спал как мертвый.
Хотя и не без чувств, раз видел сны...
Чувствуя отвращение к себе, Йен нетвердой походкой направился в сторону ванной. Его мочевой пузырь грозил лопнуть; он не опустошал его с момента инцидента с зеркалом. Но дойдя до двери, он застыл в страхе.
В чем дело, парень? Боишься собственного отражения?
Дверь в ванную комнату была слегка приоткрыта, внутри было еще темнее, чем в спальне. Он с тоской подумал об унитазе и раковине в ванной, о том, чтобы сунуть голову под холодную воду, чтобы утолить жажду и погасить раннее похмелье.
Тряхнув головой, сбрасывая липкий страх, который обволок его вместе с тьмой комнаты, Йен целеустремленно направился к двери.
По крайней мере, стояк прошел.
Оказавшись в ванной, он не стал включать свет, предпочитая мочиться во мраке и избегая смотреть в зеркало.
Я не хочу разбудить Холли.
Да, конечно. Ты просто не хочешь видеть свое отражение...
Отогнав дурные мысли в сторону, он закончил, потрясывая членом над унитазом.
Шум, донесшийся из спальни, заставил его замереть на месте.
Что это, черт возьми, было?
Храп. Сильный храп. Как странно.
Когда несколько минут назад он оставил Холли в кровати, она спала тихо, как ягненок. Этот глубокий храп почти заставил его улыбнуться.
Почти.
Потому что, когда он прислушался, то понял, что это не было похоже на храп. Скорее это было тяжелое дыхание престарелого астматика.
Йен задрожал, по позвоночнику побежали мурашки. Таких звуков не должно было доноситься из их спальни ни при каком раскладе. Он выскользнул из ванной, не понимая, что все это время задерживал дыхание, и глубоко вдохнул.
Сердце едва не выпрыгивало из груди.
Что это за черная фигура, склонившаяся над Холли?
В затемненной комнате она почти походила на человека. Только это не могло быть им, потому что была слишком большой. И слишком непропорциональной. Потом он заметил, что этот бугристый силуэт был прозрачным. Должно быть, это был обман зрения или его болезненное воображение.
Осознание этого мало утешало.
К черту это дерьмо!
Йен потянулся к выключателю.
И отшатнулся в ужасе, когда вместо прохладного пластика выключателя его пальцы коснулись теплой плоти. Он вскрикнул и попятился назад, прижимая руку к обнаженной груди, словно обжегся. Храп
это не храп
усилился, глубокий, горловой гул, от которого подгибались пальцы на ногах.
Йен пристально посмотрел на выключатель.
Это всего лишь выключатель.
Так оно и было. Если напрячь глаза, можно было различить очертания маленькой белой коробочки. Без колебаний он включил верхний свет.
Ужасные звуки резко прекратились.
Видишь, здесь ничего нет.
Никаких зловещих монстров, нависших над Холли. Ни чужой руки на выключателе.
Холли зашевелилась во сне, перевернулась на спину и закинула руку за голову, одна стройная голая нога свисала с края кровати.
Она перестала храпеть, потому что яркий свет нарушил ее сон.
Да. Конечно. Это был не ее храп, и ты это знаешь.
Если бы он не чувствовал себя таким испуганным, то, возможно, даже улыбнулся бы этой глупой мысли.
Йен выключил свет, прежде чем Холли проснулась, и комната снова погрузилась в черноту. Его сердце вновь заколотилось, и он бросился к кровати, нырнув под одеяло, как испуганный ребенок. Черпая утешение в тепле, исходящем от тела спящей жены, он слегка прижал колени к ее обнаженному бедру.
Я - идиот, - была его последняя мысль, прежде чем он погрузился в глубокий, беспробудный сон.
Глава 4
Йен открыл глаза от солнечного света, проникающего через незанавешенное окно, и застонал, натянув одеяло на голову, чтобы оградиться от раннего зимнего солнца. Голова пульсировала от начинающегося довольно тяжелого похмелья, а в горле пересохло.