— Ты ошалел, Кабанов? Почему так долго? Он мог сбежать в любую секунду!
Упитанный мужчина с глазами ребёнка ослабил ворот формы.
— Я тебе не кенгуру, чтобы по лестницам прыгать. Да и на контингент посмотри, в каждой второй тебя видел. Благо, бармен говорливый попался.
— Он мог мной воспользоваться!
— И не подумал бы, — умудрялся вставлять Май. — Тоже мне, конфета.
— О чём бы в рапорте тогда написал? Я не кенгуру? Не антилопа? — не унималась я. — Ты и впрямь кабан. Самый настоящий.
— Эй, полегче там, зоопарк. За каждый синяк отвечать придётся.
Кустистые брови Гриши сошлись в одну прямую линию.
— Слушай, Юна, я и так здесь без приказа. Ты хоть знаешь, как я рисковал?
— Верно, Кабанов. Не позволяй бабе крутить тобой. Поверь, ничем хорошим это не кончиться… Это я тебе как потерпевший говорю.
— Замолкни там, — пригрозил Гриша парню и снова обратился ко мне: — Серьёзно, Волкова. Не тебе мне выговор делать. Хоть бы пацанов постеснялась.
— Волкова? Да ну? Лиса проклятая, вот кто она. Твою мать! Больно же!
— Ты знал, на что шёл, — огрызнулась я, но тут же сменила гнев на милость: — Ладно, Кабачок, не красней. Пакуй его и в отдел. Вот батя завтра одуреет.
Однако мой восторг длился недолго. Проскользнув сквозь очередь зевак и покинув пределы клуба, мы нарвались на забор патрульных машин.
Папа. Лишь он один мог устроить столь тёплую встречу.
— Олег Викторович! — построился Кабанов, но тут же был отослан в наряд.
Мерзкие мигалки ослепили пуще победы. Я была готова завлечь руки за голову и прибиться к праву хранить молчание. Сомнений не осталось: меня ждал мучительный допрос с пристрастием.
— Какого чёрта, Юна? — прорычал отец, создав собой огромную тень. — Что ты творишь? Как ты вообще до такого додумалась?
— Упс, кое-кто сейчас отхватит ремня, — успел вбросить Май, прежде чем скрыться за стенами автозака.
— Ты следил за мной? — тщетно попыталась защититься я.
— Следил?! Да вас по всем рациям передавали!
Стоило догадаться, что идти в разведку с Кабановым было ошибкой.
Никакой конспирации.
— И что с того?! Я поймала его, пап! Поймала, когда никто не мог!
— Это тебе не игры! Я запретил тебе лезть в мои дела! Проклятье, Юна, ты хоть знаешь, чем это могло обернуться?! Для тебя! Для меня в конце концов!
Прохладный ветер коснулся оголённых плеч, глаза заслезились. Заметив дрожь, отец накрыл меня офицерской курткой.
— Только о себе ты и думаешь, — мой голос был полон горечи. — Не даёшь мне шагу сделать. Всё клетку для меня ищешь. Так закрой меня, папа, и живи себе спокойно. Тогда я точно не сбегу, как это сделала мама.
Брезгливо вручив куртку отцу, я пошагала босиком вдоль аллеи, наперёд зная, что родитель не позволить сделать и десяти лишних шагов.
— В карету её. А после — домой, — послышался приказ за спиной. — Брыкаться станет, браслеты наденете.
— Но Олег Викторович…
— Я всё сказал! — прогремело подобно взрыву. — Выполнять!
2
— Поцеловав Кая ещё раз, она заставила его забыть маленькую Герду… — запнувшись, отец закрывает книгу. — На сегодня всё. Пора ложиться спать.
Тревожно мучаю уголки одеяла, не желая закрывать глаза.
— А ты обо мне никогда не забудешь? — наивность пробивается сквозь сонный детский голос.
Я молчу. Смиренно жду его ответа.
— Никогда-никогда. Обещаю, дочка.
— Пап, а маму тоже Снежная королева похитила?
Притормозив у порога, он клонит голову к полу. Мне заметно, как дрожат мужские плечи, но объяснений этому найти пока не способна. Не сейчас, когда мне пять, а мир похож на огромную песочницу.
— Это мне и предстоит узнать… Спокойной ночи, милая.
После поимки Мая прошла неделя, а благодарственной грамоты я так и не дождалась. Сутками прозябала в комнате, ища громкие заголовки в новостной ленте, но кроме банальных публикаций ничего не попалось. Казалось, что городские власти нарочно скрывали информации о Майском, преследуя свои цели.
Но что взять с вредоносного айтишника помимо общей похвалы?
Поговорить с отцом на этот счёт не представлялось возможным. После вечера задержания я внесла его в чёрный список: перестала выходить из комнаты, готовить ужин и отвечать на бесконечные звонки. Он помешался на заботе, стёр границы, утонул в собственных предрассудках и как никогда заслуживал жёсткий бойкот.