…Годы прошли.
В Гудаутах меня познакомили с Ксенией Нестеровной Герия—Авидзба, дочерью покойного Нестора Герия.
Разыскать Капитона — Капитона Григорьевича Начкебию – оказалось делом совсем простым: бывший пограничник, бывший начальник Главного управления милиции республики, бывший шеф охраны Тегеранской конференции, бывший министр госбезопасности автономных республик Аджарии и Абхазии, в эти последние его, после 1950 года, времена состоял директором Тбилисского ипподрома.
Я передал ему «благодарный привет» от старшины Черноморского флота, бывшего его пограничника, бывшего механика–катерщика, последнего рулевого «исторического» буксира.
Долгий вечер просидели мы за поминальным столом в просторной и запущенной за давней смертью хозяйки квартире по улице Нико Николадзе. Генерал вспоминал старый Тифлис и давно ушедших своих друзей. Я слушал и никаких вопросов не задавал.
Неожиданно, решившись, он спросил о Майере. Я рассказал о послекавказской жизни и о последних днях старшины.
Потом, уже ночью, Капитон водил меня по старым улочкам города и был весь в прошлом. Редкие в эти ночные часы прохожие кланялись ему и потом долго смотрели нам вслед. Он их, будто, не замечал.
На рассвете у дома номер три, куда мы возвратились, он предложил снова подняться к нему и отдохнуть. Но я видел, как он сам устал. И меня ждали мои аспиранты в гостинице. Мы попрощались.
Когда я уходил, он вдруг окликнул негромко:
— Батоно! Если пригодится: яхта была болгарской приписки. Из Бургаса…
Повернулся и, старчески сгорбясь, растворился в темном провале арки…
Глава 151.
…Здесь еще не время и не место рассказа о дружбе с Капитоном Григорьевичем Начкебия, завязавшейся после его реплики о «яхте болгарской приписки». О долгих разговорах, которые вели мы с ним, не спеша, вечерами в тбилисском его доме по Николо Николадзе, 3, в которых он постепенно раскрывал механизм комплота двух фюреров (Вениамин Додин. ПО-СЛЕДНИЙ СВИДЕТЕЛЬ, РОДИНА. М. 7–1990 г.). Рассказ длился годы, до кончины его и похорон в Пантеоне Сабуртало… Это особая тема.
Одно следует напомнить: и Капитон тоже назвал имя Скоблинского, как главной пружины замысловатого механизма сговора Сталина и Гитлера. Он как–то сказал (1957 г.):
— В своей жизни я повидал множество людей необыкновенных. Но человека такой генеративной энергии никогда больше не встречал. Видел его несколько раз у товарища Сталина. Слушал.
Но близок к нему не был — не случилось. Возможно, его уже давно нет на свете — он мог не пережить смерти хозяина…
И переадресовал мой поиск в Москву, к генералу Якову Винеру. Осторожный Винер выдавил:
— Генерал Начкебия переоценил мою скромную роль. Вам действительно следовало бы обратиться к… Леониду Александровичу Скоблинскому… Если, конечно, он пережил (!)… события, связанные со смертью Иосифа Виссарионовича — очень близкого ему человека…
Что это они всё одно и то же заладили?
…И вот октябрь 1968 года. Вестибюль новоосвящённой гостиницы «Юность». Холл ресторана. Ждем приглашения. Нам предстоит обмыть кандидатскую моего молодого коллеги Александра Леонидовича, моего аспиранта.
Тут он подводит ко мне среднего роста человека в великолепно сидящем светлом костюме, искрящейся сорочке, умопомрачительной бабочке и в Корочках — «мечта идиота». Абсолютно безликое — круглое, без бровей, но под нависающим лбом и бритым черепом — лицо в том–сойеровских веснушках…
Преуспевающий сиделец ювелирного магазина? Отставной местечковый провизор?.. Серая мышка… Он взглянул в меня…
Огненно–зеленые зрачки… с вертикальной щелью. Глаза удава на отдыхе…
— Познакомьтесь, Вениамин Залманович: мой отец, Леонид Александрович Скоблинский…
Секунды чудовищно–неловко–нелепого состояния. Четкая мысль: сейчас у меня отнимутся ноги… И — этого не может быть! Но:
— Додин… — называюсь я.
И вдруг неожиданно для себя выпаливаю:
— Простите, пожалуйста, Леонид Александрович, вам говорит что–либо имя Клингер?
— А вам что оно говорит, профессор?
— В январе 1941–го я был с ним в 19–й камере Бутырок…
— С живым? С Клингером? — улыбнулся он. — В январе 1941 года? Это, парень, исключено…
…Мое замешательство и, видимо, его удивление «живым Клингером» было смято старухой из соседнего кресла. Расплывшаяся, без шеи, с головой Медузы Горгоны, в черном закрытом бальном платье, скрытом под щитом бриллиантовых ожерелий, она, — повернувшись в нашу сторону, — голосом торговки рыбного ряда одесского Привоза скомандовала: