— Я ни в чем не виноват, здесь какая-то поломка, — заявил помощник.
— Хорошо, давай посмотрим.
Солнца уже не было видно, и через запутавшиеся ветви деревьев я мог видеть однородную кучевую мозаику пасмурного неба. Двое мужчин развинтили на спраднике несколько болтов и вызволили из пола левую его створку. (В полу виднелась теперь черная полулунка).
— Да, и правда поломка! Видишь, он немного покорежился?
— Ну а я что говорил, — помощник утвердительно кивнул.
Пока они меняли испорченную часть, с другой стороны по высокому холму прогрохотал поезд.
— Мы никого не задерживаем? — спросил кто-то.
— Что вы, конечно нет, — ответил машинист. Руки его были в масле, — здесь вокруг одиннадцать свободных путей.
Когда работа была закончена, один из пассажиров — парень, стоявший впереди меня, держа под руку свою девушку, и все это время внимательно наблюдавший за происходящим, протянул машинисту сто рублей.
— Зачем это?
— Можно я куплю испорченную часть?
Тот пожал плечами.
— Пожалуйста, если она вам нужна…
Спустя минуту помощник снова уселся на спрадник, и поезд двинулся дальше. Солнце вышло на волю; я прошел в вагон и, расположившись напротив парня, купившего левую створку спрадника, осведомился, зачем она ему понадобилась.
Парень улыбнулся. Я узнал себя. И подобно тому, как за чертами девушки я тщетно старался угадать Таню, так же и он, (то есть я), старался ответить, схватить губами хоть слово, но не мог издать ни звука, и я вдруг поймал себя на том, что сам уже мысленно помогаю ему… самому себе, придумывая ответ…
Я пробуждался, и снова испытывал то самое чувство, которое до этого посещало меня лишь однажды, лет десять назад: тогда я проснулся и сказал себе, что грядут перемены… и это невыразимое облегчение, вдыхавшее в меня свежий воздух, — я не знал причин его, но надеялся, что оно останется со мною дольше, а мириады истин, устав развенчивать и надрывать друг друга, прилягут ненадолго и сольются в то, чего никогда не могло быть.
г. Москва