Последним, не думая и по привычке, он тронул блестящий серебристый биометаллический значок, вколотый в красную шелковую рубашку напротив сердца, наполовину спрятанный лацканом куртки.
Эмблема бергманских хирургов: две скрещенные в запястьях руки, кончающиеся чуть не доходя до локтя, с широко расставленными пальцами.
Сообразив, что делает, Марши убрал руку и прихватил ее другой рукой, чтобы она не полезла обратно. Но осознание этого значка — и того, что он символизирует, — осталось в мыслях на переднем плане.
Направляясь сюда, он подумывал оставить значок дома или хотя бы не надеть, но не смог. Не столько из честности, сколько потому, что значок стал частью его самого, отметив его тавром эксперимента, обернувшегося неимоверным успехом и неимоверным провалом; медаль и клеймо одновременно.
Вот он и сидел тут с чуть высунутым серебристым значком, ощущая себя мошенником и лжецом. Перчатки и рукава какое-то время могут скрыть от Эллы путь, им избранный, но в конце концов она узнает.
Элла заказала большую бутылку настоящего французского вина, глазом не моргнув по поводу цены, но сама отпила из своего бокала не больше двух вежливых глотков.
Марши к подобной воздержанности не был расположен. Все годы после его входа в программу потребление алкоголя возрастало, и теперь может вскоре стать настоящей проблемой. Но это забота не сегодняшнего дня. Он уже опорожнил бутылку до половины и намеревался за десертом увидеть ее дно, укрепляясь в ожидании момента, когда придется открыть свою гордость и свой позор.
И с каждым бокалом все легче верилось, что она поймет и что их любовь воскреснет, как феникс, а не разобьется и сгорит еще раз.
Хотя все было еще и напряженно, и не определено, Элле с Гори было легче, чем с кем бы то ни было. Она помнила, как отдалилась когда-то от него, но тогда это казалось правильным. Теперь она не могла избавиться от удивления: как можно было быть такой эгоистичной? Такой глупой? Неужели действительно было так трудно дать место его работе?
Обед был в самой середине, когда вдруг официант — худощавый, с безукоризненными манерами и вислыми усами — подошел к их столу.
— Я глубоко сожалею, что прерываю вашу трапезу, — вежливо поклонился он, — но у меня срочный вызов для вас, миз Прайм.
Перед грудью он держал плоскую книжечку коммуникатора, как пачку меню. Элла хмуро на него взглянула:
— Кто там и какого дьявола ему нужно?
— Абонент — доктор Кэрол Чанг из медицинской службы Иксиона. Она категорически настаивает на разговоре с вами и велела мне сообщить, что это вопрос жизни и смерти.
Он отступил на шаг и стал бесстрастно ждать ответа.
При сообщении о звании и должности доктора Чанг глаза Марши прищурились. Уже догадываясь, что это может быть за вызов, Элла пристально на него глядела. Кажется, она задержала дыхание. Вызывали, быть может, и ее, но решать было ему.
Хочешь не хочешь, а на самом деле выбора у него не было. Он попытался улыбнуться:
— Знаешь, наверное, лучше ответить.
— Как скажешь.
Официант положил книжечку перед Эллой, включил и отступил с глаз долой.
На экране появилось изображение миниатюрной женщины восточного типа, средних лет. Когда она увидела, что ее соединили, вид угрюмого нетерпения сменился напряженной улыбкой.
— Миз Прайм?
— Это я.
— Я доктор Кэрол Чанг. Глубоко сожалею, что прерываю вашу беседу, и ни за что бы этого не сделала, если бы у меня был выбор. Я так понимаю, что доктор Георгори Марши — ваш здесь… гость. Возникла срочная ситуация, и мне категорически необходимо к нему обратиться.
— Ладно, — недовольно ответила Элла, в которой всколыхнулась старая неприязнь, сливаясь с новой. Всегда это было срочно, каждый проклятый раз. И сколько было таких разов?
— Прошу тебя, — шепнул Марши.
— Он рядом со мной, — произнесла Элла лишенным интонации голосом, повернула к нему аппарат, потом схватила бокал и осушила его залпом.
При виде Марши лицо доктора Чанг озарилось непритворной улыбкой.
— Доктор Марши, для нас это большая честь. Я снова должна извиниться за вторжение…
Марши глянул в сторону, увидел, как Элла, сердито стиснув зубы, наливает себе снова. Он на миг закрыл глаза и снова повернулся к экрану:
— Вы сказали, что у вас срочность?
— Да, — кивнула Чанг. — Девочка по имени Шей Синклер каким-то образом смогла построить игрушечную пушку и сделать для нее порох для празднования Дней Корабля. Пушка при первом же выстреле взорвалась ей в лицо.
Марши скривился; Элла застыла с бокалом на полпути ко рту.
— Мы удалили почти все осколки и остановили основное кровотечение, но состояние раненой остается крайне тяжелым. Два осколка проникли в череп через орбиту левого глаза; благодаря плоским профилям их траектории искривились. Нанесенные ими повреждения значительны. Оба осколка застряли в мозгу, один упирается в продолговатый мозг. Имеется постоянное внутричерепное кровотечение; автономные функции больной быстро разрушаются. В данный момент она находится на аппарате искусственного дыхания, и я опасаюсь, что скоро нарушится и работа сердца. Необходимо удалить осколки, но подход к ним крайне рискован. Я готова попытаться, если придется, но…
Восточная женщина остановилась, чтобы набрать воздуху.
— Когда это случилось, я смотрела списки прибывших, — быстро заговорила она. — Ваше появление было неожиданностью. Я читала о бергманских хирургах, но никогда не предполагала увидеть одного из них у нас. Сейчас я вынуждена считать ваше здесь появление даром Божиим. Если вы…
Речь Чанг внезапно прервалась резким жужжанием ее аппарата. Оно тут же сменилось мерным пиликаньем. Чанг нахмурилась и посмотрела куда-то в сторону. Когда она снова повернулась к Марши, мрачное выражение на ее лице вернулось с удвоенной силой.
— У больной остановка сердца. Вы можете помочь?
Будь Марши один, он уже был бы в пути. Но впервые за много лет он был не один. Он повернулся к Элле, и высокая волна deja vu нахлынула и поглотила его целиком, оставив ощущение нереальности. Это было все так похоже на прежнее, что все пролегшие между ними годы можно было бы счесть просто плохим сном.
Лицо Эллы было непроницаемо. Она смотрела мимо него невидящими зелеными глазами.
— Элла?
Она его вряд ли слышала, предавшись воспоминаниям о том, как много раз их жизнь прерывали такие вызовы. Долгие часы обиды, проведенные в ожидании его возвращения…
Но только потому, что она позволяла себе обижаться. Глаза ее снова обрели выражение.
— Иди, — сказала она, стискивая пальцами его плечо.
Облегчение Марши было очевидным. Запавшие серые глаза метнулись обратно к лицу Чанг на экране.
— Вы слышали?
Надежда на ее лице говорила яснее слов.
— Да. Спасибо вам — вам обоим!
Но пальцы Эллы стиснули его еще сильнее.
— Я знаю дорогу. Я пойду с тобой.
Выражение ее лица удержало его от спора. А он и не собирался спорить.
— Отлично.
Он знал теперь, как она узнает то, что он до сих пор от нее прятал. Конец этой неопределенности не дал ему душевного комфорта. Может быть, это и лучший способ, но в смысле конечного результата — какая разница?
Все эти мысли он отбросил в сторону. Возврата назад не было — ни в чем не было. Все, что он может сделать, — идти вперед, куда несет ход событий, и жить в этом потоке.
Он отодвинул стул и встал. Элла тоже поднялась на ноги, когда он глянул последний раз на экран.
— Мы уже идем.
— Я несколько раз встречала имя вашего доктора Марши в медицинских журналах, — сказала доктор Чанг, наливая две чашки чая. — И зовите меня Кэрол.
— Хорошо… Кэрол.
Элла думала, что эту женщину, испортившую вечер воссоединения, она возненавидит с первого взгляда. К ее большому удивлению, вышло совсем обратное.
Чанг встретила их у дверей кабинета и провела внутрь.
Элле только и оставалось ждать, что будет дальше, и жалеть, что не захватила с собой блокнот для набросков. Раз уж так вышло, она старалась запомнить каждый жест и движение Чанг.