Л. С. Выготский считал возможным вчувствоваться не только в неодушевленные предметы, но и в линейные и пространственные формы. Когда личность поднимается вместе с опускающейся вниз прямой, сгибается вместе с кругом и чувствует опору вместе с лежащим прямоугольником, она идентифицирует себя с Я-линией (логосом линии), Я-кругом (логосом круга), Я-прямоугольником (смыслом прямоугольника) и выражает точку зрения этих Я.
В известной «синектике» В. Гордона один из методов генерирования новых идей называется «личная аналогия»: например, автор некоего технического проекта задает себе такие вопросы: «Как бы я себя чувствовал, если бы был пружиной в этом механизме?», «Какие действия в этом случае — внешние или внутренние — создавали бы мне наибольшие неудобства?» и т. д.
ХИП внезапно замолчал. Все остальные машины тоже как-то странно притихли. Я недоуменно оглянулся: казалось, ничего не изменилось, только чуть-чуть похолодало.
— Ладно, мне кажется, вы немного устали. Я только повторю то описание точки, которой мы достигли: эмпатия — это взаимодействие двух или нескольких смыслов. Такое взаимодействие возможно потому, что каждый логос есть жизнь. Поскольку все логосы составляют единый, абсолютный логос, а все жизни — единую, абсолютную жизнь, то процесс эмпатии, эмпатического творчества потенциально тотален…
…В последние свои годы Аммоний часто болел. Его мучили сухой кашель, кожа еще больше пожелтела, он осунулся и похудел. По ночам он мало спал, но днем, пополудни, час или полтора отдыхал. И каждовечерние свои беседы продолжал, хотя из долголетних последователей оставались рядом всего лишь несколько учеников.
Иногда мы с ним молча гуляли по берегу моря, особенно тогда, когда благодатные для ищущих душ лучи Селены освещали знакомые тени. Он брел медленно, молча, опираясь на массивный свой посох. Однажды, когда я тихо шел с ним, вспоминая что-то из «Федона», я вдруг одновременно ощутил спокойную тоску моря, и скрип песка, и неестественно прямую спину Аммония. Я почувствовал какое-то странное внутреннее оцепенение: словно все, именно все вокруг меня и во мне — как-то стало другим, чужим, отдаленным. Я словно увидел вновь Аммония, изнутри, и он одновременно смотрел на себя в этот прозрачный миг моими глазами — его внутреннее, отрешенное от теней повседневности спокойствие и вместе с тем пульсирующие периодические нити физической боли, пронзающие его старческое, усталое тело. О боли он никогда не говорил. И одновременно же я почувствовал тогда или увидел — трудно выразить, — что я буду умирать как-то очень похоже. Я вглядывался в этот затемненный странный образ, через который Адрастия дала мне возможность ощутить смутную, колеблющуюся тень будущего, моего собственного будущего. Но это уже мое настоящее, эти медленные минуты, когда я возвращаюсь в телесный мир, — я был прав в моем ощущении будущего.
Когда мы вернулись, и возлег он на ложе, после того как Никомед натер его маслом и сделал массаж, продолжил Аммоний свой рассказ о том, как был он в христианской секте и почему покинул ее:
— Воспринимать какое-нибудь учение надо следуя разуму и разумному руководителю. Кто примыкает к каким-либо учителям не на таких основаниях, тот поддается обману…
А именно так обстоит дело и с последователями Иисуса Назорея. Некоторые из них не хотят ни давать, ни получать объяснения насчет того, во что веруют. Они отделываются фразами вроде: «Не испытывай, а веруй», «Вера твоя спасет тебя», «Мудрость в мире — зло, а глупость — благо».
И вот к чему приводит предвзятая вера, какова бы она ни была. Поклоняясь схваченному и казненному, последователи Иисуса Назорея поступают подобно гетам, почитающим Замолксиса, киликийцам — поклонникам Мопса, аркананянам — Амфилоха, фиванцам — Амфиарая, лебадийцам — Трофония. И у христиан предвзятость души создает такое расположение к Иисусу. Они признают его, состоящего из смертного тела, богом и думают, что таким образом поступают благочестиво. А ведь человеческая плоть Иисуса хуже золота, серебра или камня, так как она более тленна, чем последние.
— Но христиане говорят, что он становится богом, сняв с себя телесную оболочку…
— Но тогда почему не с большим правом могут стать богами Асклепий, Дионис и Геракл? Христиане смеются над почитателями Зевса на том основании, что на Крите показывают его могилу. И тем не менее они почитают вышедшего из могилы, не зная, как и почему критяне так поступают.