Новый человек Сибири — не бедный переселенец, не изгнанник-поселенец, не бродяга и не каторжник, а гордый строитель гидроузлов, городов, дорог… и своей судьбы. Конечно, есть в нем и некоторое покорительское лихачество: „Мое дело строить, а не раздумывать!“ — но сквозь эту разухабистость пробивается уже серьезный зрелый взгляд: „Покоряя — не вреди!“
Буду приезжать сюда. Буду и дальше выспрашивать, выпытывать и впитывать. Хотя уже и сегодня понимаю, что всей здешней жизни постигнуть я не смогу и описать ее во всей многосложности и многоцветности вряд ли сумею. Ее опишет, скорей всего, кто-нибудь из нынешнего племени, из тех, кто потихоньку сочиняет стихи, пишет дневники. А пока — нет еще такого пера.
Может быть, нет еще и подходящего освоенного жанра.
Может быть, тут и для прозы требуется какой-нибудь свой верлибр…»
— Клянусь самой лучшей женщине мира…
— Клянусь моему единственному мужчине…
— …что в будни и в праздники, в дни печали и радости…
— …что в будни и в праздники, в дни печали и радости…
— …буду любить и беречь ее…
— …буду любить и жалеть его…
— …буду достойным ее любви…
— …буду достойна его любви…
Они начали эту клятву вроде бы в шутку, но с каждым новым словом, произнесенным вслух и торжественно, относились к начатой игре со все большей серьезностью. И закончили они ее почти как настоящую клятву, стоя друг перед другом, глядя в глаза друг другу и понимая, что игра тут соединяется с жизнью и что даже улыбаться, может быть, стоило бы перестать.
Но не так это было просто — перестать улыбаться. Начинался всего лишь первый день их совместной жизни. Первый день семьи. Первый день творенья. День первых радостей, открытий и полной беззаботности. Даже на работу им не надо было идти — ни сегодня, ни завтра. Даже квартира была для них подготовлена и убрана заранее, а завтрак они приготовили как-то незаметно, взаимно помогая, потом угощая друг друга. И вот они сладко бездельничали, веселились и дурачились, то шутя, то серьезно мечтали вслух о том, как будут жить дальше, образовав этот чудный, этот лучший среди всех семейных союзов.
— А в самом деле, Юра, почему бы нам не создать действительно прекрасную семью? Мы ведь по-настоящему любим друг друга — правда? Я теперь очень верю в тебя.
— И я в тебя!
— У меня хороший характер.
— И у меня тоже.
— И если мы захотим, если постановим и во всем будем стремиться только к хорошему…
— Будем, Наташа!
— Но ты как-то легкомысленно отвечаешь.
— Просто мне очень весело.
— То есть смешно?
— Нет, именно весело и радостно. Радостно смотреть на тебя, слушать тебя, соглашаться и подчиняться твоим замечательным идеям.
— Нет, подчиняться у нас никто никому не должен, просто мы всегда должны быть согласны друг с другом, идти рядом… Быть равными, считая другого первым.
— Всегда готов!
— Ну вот ты опять.
— А что мне делать, Наташа? Мне действительно весело и легко. Мне хочется прыгать, бороться, возиться. А еще лучше — схватить вот так в охапку такую красивую, такую изящную и в то же время… этакую…
— Неужели все мужчины такие несносные? С вами совершенно невозможно серьезно разговаривать. Вы говорите одно, а смотрите на другое.
— Ты с ними никогда и не связывайся, они все гадкие. Ты только со мной!
— А ты не такой, как все?
— Я такой, который тебя любит…
Шел первый день семьи, первый день познания счастья.
— Наташа, а как ты представляешь себе этот семейный Город Солнца?
— Ну, чтобы всегда в нем было светло, тепло, интересно.
— Как вот сейчас?
— Нет, ты действительно несносный!
— Я сугубый реалист и чувственник. Когда я ощущаю тебя рядом — это и есть наивысшее благо. В такие минуты бесполезно ждать от меня мудрых мыслей.
— Вот и останешься навсегда глупеньким.
— Но в самом счастье очень много мудрости!
Шел первый день.
Бывают ли, будут ли, много ли будет таких дней впереди?
Женщина всегда озабочена будущим больше, чем мужчина. Она и главный планировщик семьи.
— Главное — никто никогда не должен страдать, Юра. Ни ты, ни я, ни наши дети.
— Я согласен даже страдать — лишь бы вам было хорошо.