Я выкинул из головы мысленный образ Мэдди. Черт. Я был тридцативосьмилетним мужчиной, страстно желавшим двадцатитрехлетнюю дочь моего покойного лучшего друга.
Как уже сказал, я был гребаным извращенцем.
Я взглянул на часы. Пять минут девятого. Мне нужно было туда войти. Мне нужно снять мерки для книжных полок и пойти за материалами. И мне нужно было сделать все это с Мэдди, вертящейся вокруг меня. С ее сладким ароматом ванили, мягкими темными волосами и красивыми глазами лани.
«Не забудь про ее сиськи».
Я громко застонал. Как будто я мог забыть о ее невероятных сиськах. Последние девять месяцев они снились мне каждую ночь. Мечтал о том, как они выглядят, как они на вкус, каково было бы кончить на них. Образ Мэдди, лежащей голой на кровати, ее тяжелые, круглые сиськи забрызганы густыми струями моей спермы, почти заставил меня кончить в мои собственные чертовы джинсы. Давление на мой член теперь было болезненным, и я снова поправил штаны. Это не помогло, и на мгновение у меня возникла дикая идея просто передернуть в грузовике, прежде чем войти.
Я отдернул руку от промежности и украдкой посмотрел в лобовое стекло. Ни Мэдди, ни ее соседей нигде не было видно, но, боже, мне нужно было взять себя в руки.
Может, Мэдди уйдет. Может, она пойдет за покупками или потусоваться с Рейчел, или еще что-нибудь.
«Она не пойдет. Ты же знаешь, что она этого не сделает».
Нет, она этого не сделает. Потому что, как бы сильно я ни желал это отрицать, милая маленькая Мэдди хотела меня. Если бы та ночь девять месяцев назад не открыла мне правду, я бы просто увидел, как она смотрит на меня сейчас. Как будто полностью отказалась даже от попыток скрыть это от меня. Черт, я практически чувствовал запах ее гребаного желания, когда мы стояли слишком близко. Она хотела, чтобы я ее трахнул, и я не знал, был ли это какой-то комплекс папочки или что-то еще, но это только сделало намного сложнее помнить, что я не должен — не мог — трахать ее.
Я закрыл глаза и подумал о Фрэнке, о том, как он будет разочарован во мне, о том, как он будет вечно ненавидеть меня только за то, что я так думаю о его дочери. Это было так же эффективно, как лить ледяную воду на мои яйца. Моя эрекция исчезла, и я чуть не застонал от облегчения.
Глубоко вздохнув, я вылез из машины, схватил пояс с инструментами, пристегнул его и направился к входной двери. Я постучал один раз, и дверь открылась, как будто Мэдди стояла с другой стороны и ждала меня.
Я бросил один взгляд на Мэдди, и моя эрекция вернулась в полную силу, как будто никогда и не пропадала. Я уставился на нее, в то время как похоть ревела в моем животе, а пульс глухо стучал в ушах. На ней были такие узкие джинсы, что казались нарисованными. Несмотря на холодную погоду, на ней тонкая белая майка, которая обтягивала ее грудь без лифчика. Я уставился на ее соски, торчащие из-под тонкой ткани. Были ли они того же оттенка розового, что и ее губы? Мне до смерти хотелось это выяснить.
Прежде чем успел сделать какую-нибудь глупость, например, прикоснуться к ним, перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки порозовели, и я внутренне застонал, увидев выражение ее глаз. Черт возьми, девять месяцев я успешно скрывал от нее свою похоть и взорвался меньше чем за три секунды.
И все потому что на ней не было гребаного лифчика.
— Привет, Джейкоб, — ее голос звучал с придыханием, полным желания.
Я прочистил горло:
— Привет. Можно мне войти?
— Ах да, конечно, — ее смех был немного пронзительным. Она отступила назад, а я стиснул зубы и вошел в дом.
— Сначала я сделаю кое-какие измерения. — И быстро зашагал по коридору к кабинету Фрэнка. Я не был в доме со дня похорон. Я задержался после того, как все ушли, помог Мэдди убрать остатки еды и рассортировать десятки запеканок, которые принесли люди. К тому времени, как мы закончили, морозильник был полон до краев. Мэдди одарила меня своей милой улыбкой, когда я сказал ей, что ей не придется покупать еду в течение года.
Затем последовал за ней в гостиную и увидел, как она дотронулась до старого кресла, в котором всегда сидел ее отец. Ее лицо сморщилось, она начала раскачиваться, и я поднял ее и отнес на диван. Я усадил ее к себе на колени и стал укачивать, шепча слова утешения в ее волосы, но это не помогло, и она всхлипывала. Она плакала, пока не уснула, а я продолжал обнимать ее, поглаживая по спине и чувствуя, как разбивается ее сердце.
Когда она проснулась меньше чем через час, то попыталась извиниться. Я обхватил ладонями ее лицо, погладил большим пальцем атласную щеку и сказал, что все в порядке. Прежде чем успел сказать ей, что буду рядом, когда ей понадобится, ее нежный маленький рот оказался на моем.