— Дети, спать! — строго сказала Антонина. — Алеша, присмотри за ними.
Едва Антонина развесила белье, как зазвонил телефон. Звонила Дина, подруга еще по институтским временам. Вместе пели в университетской капелле. Дина кончила геофак, работает в школе. Вышла замуж за инженера, теперь этот инженер стал директором довольно крупного завода, Дина растолстела и очень гордится мужем. О делах в школе она почти не рассказывает — все о Николае да о Николае. Мужа своего она называла не иначе как Николай Иванович, считала, что таким образом укрепляет его директорский авторитет. Как и у каждого человека, у Дины есть свои слабости, но подруга она хорошая — искренняя, отзывчивая.
— Вечер добрый, — размеренный, неторопливый голос Дины звучал спокойно, от него веяло уверенностью в себе и полнейшей удовлетворенностью. — Дай, думаю, позвоню, а то ты совсем меня забыла.
Это было неправдой, так как два дня назад Антонина заходила к ней, но Дине именно так захотелось начать разговор: с шутливой обидчивостью. Так пусть же потешится…
— А я сижу одна — Николай Иванович в командировке, поехал на совещание в Москву. Столько у него там дел — не знаю даже, как с ними справится. А ты хоть бы позвонила, хоть бы зашла… Знаешь, наверно, после Москвы Николай Иванович поедет в Румынию, они посылают туда свою продукцию, так я ему говорю — взял бы и меня с собой в качестве, например, секретаря…
— Ты уже, Диночка, для секретарши не годишься. Знаешь, какие сейчас в моде секретарши: стройные, молоденькие, — засмеялась Антонина. Дина никогда на нее не обижалась.
— Я уже говорила Николаю Ивановичу: начну худеть, а он — ни в коем случае, ты мне и такая нравишься. Мы же были этим летом на Черном море, так он…
«Ну ясно, — теперь уже без капли юмора подумала Антонина, — у каждого человека свои слабости. У Дины тоже, и вот теперь я в десятый раз должна слушать, как она со своим мужем отдыхала на берегу Черного моря, и как хотела каждое утро делать зарядку и ходить пешком в горы, и как Николай Иванович запретил ей это, поскольку боялся, что будет слишком большая нагрузка на сердце».
Дине просто нечего сейчас делать, вот и рада поговорить по телефону про своего Николая, про детей, мальчиков, ровесников, Антонининым, так почему бы Антонине не посочувствовать ей, почему не понять такую простую вещь, что обе они женщины и никакого греха не будет, если посудачат какие-то пять — десять минут.
Но она еще не успела сварить на завтра обед, поэтому извинилась и, пообещав позвонить позднее, повесила трубку. По голосу она поняла, что Дина обиделась. Ну да не беда…
— Что, Николая Ивановича еще не взяли в Москву? — с насмешкой спросил Алексей.
— Нет, не взяли, но вызвали на совещание.
— Так я и знал! — обрадовался непонятно чему Алексей. — Николай Иванович, видишь ли, поехал в Москву!
Антонина присела на тахту возле Алексея, негромко спросила:
— Ты не замечаешь, что начинаешь беспричинно злиться на людей?
— А с чего бы это мне быть к ним добрым? — Алексей намеревался сказать это шутливым тоном, однако вышло как-то слишком уж серьезно, даже не без доли раздражительности. — С чего мне быть добрым к Виктору Пацевичу, к Дининому Николаю? Только потому, что ими восхищаются их высокие и не слишком щепетильные соавторы или глуповатые жены? Потому, что они из шкуры лезут, чтобы сесть на сучок повыше на этом необъятном, служебно-административном древе? Мне хорошо и на своем месте, те же, кто изо всех сил стараются взобраться повыше, могут неосторожно оступиться и грохнуться о землю так, что и не встанут.
— Я ведь тоже перебралась на сучок повыше, так что ты поосторожней. — Антонина легонько пошлепала его по колену. — Мне же с сегодняшнего дня тоже выше падать, чем вчера, неужели забыл?
— И в самом деле! — засмеялся Алексей. — Это ж я и на тебя, выходит, наговариваю. Ну, извини. — Он пожал ей руку, вспомнил наконец о том, о чем не должен был забывать. — Как же прошел твой первый день в роли начальника?
— Да все нормально, Алеша, жаль только, что ты не пришел меня встретить.
— Завтра приду обязательно. И гори они огнем, разные там Пацевичи и Николаи Ивановичи!
Он хотел было обнять ее, но Антонина отвела его руки.
— Почему-то они мешают тебе жить, эти, как ты говоришь, Пацевичи и Николаи Ивановичи. Почему так получается, Алеша? Подумай хорошенько сам. Ты ведь у меня умный, мудрый, и так нехорошо говоришь о тех, кто добился чего-то большего, чем ты. Глядишь им вслед с какой-то завистью, как будто сам не способен ничего больше сделать… А это же страшно, Лешечка.