Как-то, возвращаясь из института, он встретился почти со всеми ребятами, из своей старой компании. Как говорится, полный состав: и одноклассники, и просто добрые знакомые, которых знал чуть ли не с детства. Разговор, сами понимаете, пошел по определенному руслу.
«А, Игорек, куда это ты подевался? На чемпионат не собираешься? Что-то тебя не видно…»
«Занятия, тренировки — навалом всякого».
«Завянешь на самом корню, чувак».
«Уже завял, разве не видишь?»
«И правда, Игорек, не бережешь себя».
«Да что вы, чуваки, я в норме.
«Да отстаньте вы от него. Слушай, Игорек, что там с Александровым? Правда, что из ЦСКА турнули?»
«Ты, темнота. Газеты читать надо».
«Грамотей нашелся. Не у тебя же спрашивают».
«Игорек, ты недавно был за границей — сколько там на наши деньги дубленка?»
«Они везде в цене — мода. Поезжай лучше к дядьке в деревню — скажи, чтоб пустил под нож пару овечек. Кожух сошьешь — станешь первым фраером».
«Ну да, а где тот дядька? Давно в Чижовке в кооперативе пасет своих овечек».
«Что новенького найдется для мага?»
«Есть Фрэнк Синатра».
«Сиди в уголке и не выступай — ему только в самодеятельности петь».
«У Бергамота есть пара дисков».
«У Бергамота возьмешь… Он меньше чем за пять дубов не перепишет».
«Ух, куркуль».
«А что, найди, такие пласты, как у него».
«Что-то, братва, стало холодать…»
«Все ясно: самый раз поддать. У меня дуб».
«А когда у тебя было больше?»
«А где?»
«В «Кулинарии» — адресок все тот же».
«Ты с нами, Игорек? Плюнь хоть раз на этот свой режим».
Игорю не захотелось отстать от компании, остаться вне рядов давней родной братии, которая всегда принимала его без каких-либо оговорок. Тут знали все на свете, всему давали твердую оценку, не тратя особых усилий на доказательства или опровержения. Тут отдавало запахами первоисточника — первоисточника всех знаний Игоря о жизни. Растроганного встречей, его потянуло постоять с ними у столика в «Кулинарии», прячась, тайком хлебнуть дешевого вина, а потом, вывалившись всей кодлой на улицу, потрепаться, убить несколько часов.
«Кулинария» помещалась напротив кинотеатра, компания, прикончив запас бутылок, обосновалась у железной ограды. В воздухе кружился легкий снежок, под ногами были груды наледи, скользкой и грязной, вот-вот начнет вечереть — серые и грустные облака все плотнее сгущаются над головой, скоро с неба начнут опускаться, густея, сумерки.
От выпитого вина сначала стало веселей, слегка утихла щемящая боль в груди, поговорили про бокс, про будущий чемпионат, потом снова подступила горечь — и не мог придумать Игорь, что ему делать, как излечиться от одиночества.
«Что ты в самом деле такой… несчастный?» — спросил Кир. Вообще-то Кирилл, но по-уличному Кир, дружок, одноклассник, студент политехнического. Он спросил тихо, чтоб не услышали остальные, да они и не могли услышать, потому что разбились на группки и сейчас спорили, горланили. Прохожие с опаской посматривали на них, старались обойти подальше.
«Влопался я, Кир», — признался Игорь и даже слегка пошатнулся. Он не хотел никому рассказывать про свою беду, но тут слова вырвались как-то сами собой.
«Что, с институтом?»
«При чем тут институт? Нормальная профессия».
Игорь терпеть не мог разговоров одноклассников насчет призвания и романтики, считал все это чушью. Сами же хвалятся, когда появится знакомый продавец, а вот институт, в котором он учится, им не нравится, не по вкусу — дескать, торгаш, бухгалтер. Чистоплюи чертовы…
«Да что-то киснешь, — объяснил Кир, — может, чем-то помочь?»
И Игорь рассказал про девушку, высокую и гибкую, которая наотрез отказывается ходить с ним, даже не разрешает провожать домой.
«У нее кто-то есть», — догадался Кир.
«Есть, еще бы. Пижон, кривляка, дистрофик с усиками, старшекурсник».
«Поговори с ним. Прижми в углу — да и под дыхало для понта…»
«Ну-у, Кир, такие хохмы… Да он же сразу развалится».
«Подумать только, бывает же такое… А ты плюнь на них».
«Старался — не могу».
«Черт знает что… Сколько всяких красавиц вокруг…»
«А мне она одна нужна».
«Ситуация…»
Игорь уже было сунул руку Киру, решив направиться домой, как вдруг серые зимние сумерки вспыхнули синим летним сверканием — облака, неподвижные, густые, в мгновение ока исчезли — и в небе заструилась голубизна, и деревья встрепенулись, стряхнули с себя слюдяную наледь и зашумели чудесной зеленой листвой, и радостный, беспредельный речной шум заполнил уши, и тепло сверкнуло своими лучистыми спицами солнце. Из троллейбуса вышла она, высокая и гибкая. Игорю показалось, что некто всемогущий снова перевел ход жизни на обычную колею, что она приняла свой распорядок, которым он, Игорь, всегда был так доволен, и Алена приехала сюда, чтоб отыскать его, признаться, что играла с ним в кошки-мышки и вот теперь решила наконец, осчастливить…