- Иди, куда шёл, - отодвинув меня в сторону, вперёд выдвинулся Диодор.
- Ты?! - удивление в голосе горнорабочего своим надрывом потрясло основы Вселенной.
- Не понял? - андроид несколько растерялся.
- С ашдваошником? - прояснил своё удивление четвёрто-серийный.
- Он мой партнёр.
Я явственно почувствовал запах горелых обмоток. По-моему, от перегрузки ториевых процессоров в голове горнорабочего слегка подгорело. Во всяком случае, он сполз спиной по стеночке и так и остался сидеть.
- По-моему, под кайфом, - пояснил Диодор.
- Под кайфом? - не поверил я.
- Искусственная стимуляция центров удовольствия - дедовские приемы от власть имущих по управлению необразованными массами.
Странно было услышать от робота древние тезисы марксистских идей.
- Нам куда?
- Седьмой этаж, комната двести тринадцать, место си.
На двери лифта висел знак стоп, а рядом была нарисована обыкновенная человеческая фига.
- Дискриминация по способу появления на свет, - пробормотал Диодор.
- Ничуть. В человеческой рабочей общаге всё тоже самое — и облупленные разрисованные стены, вечно неработающие лифты и одуревшие под кайфом жильцы. Единственное отличие - под каким.
Уж не знаю, поверил ли мне Диодор или остался при своём особом мнении.
На лестничном пролёте между третьим и четвёртым этажами обменивались тумаками несколько роботов-посудомоев. Ввиду профессиональной худосочности участников, угроз данная потасовка нам не создавала. И мы прошли прямо сквозь неё, как проходит горячий нож сквозь масло.
На седьмом этаже висела предупредительная надпись — «Вход посторонним строго запрещён». Но кто такие посторонние, никаких поясняющих надписей рядом не наблюдалось. И мы с Диодором, спокойно отнеся себя к своим, открыли двери...
Коридор седьмого этажа холодно встречал пустыми стенами, к моему удивлению, до сих пор не заполучившими положенной галереи рисунков. Словно здесь никто сроду и не жил. Хотя, относилось ли слово «жить», во всей его полноте, к роботам — вопрос чисто дискуссионный. Что бы там не вещала Хартия. Многие из людей до сих пор так и не приняли Уравнения и относились к роботам как к обычным вещам, пускай и самодвижущимся, и саморазговаривающим.
- Нам сюда, - Диодор кивнул на тонкую пластиковую дверь и аккуратно постучал согнутым указательным пальцем.
Даже от столь лёгкого толчка дверь тихонечко приоткрылась. Мы посчитали это приглашением и вошли в комнату. До этого как-то не приходилось посещать общежития для роботов, и я с интересом впитывал новую для себя обстановку.
Маленькая прихожка с вешалкой для верхней одежды вела сразу в единственную жилую комнату. В которой из мебели не было абсолютно ничего. Точнее роль мебели выполняли сами роботы — они сидели вдоль стен прямо на полу, плотно прижавшись друг к другу. В совсем небольшую комнатку их набилось порядка двадцати. По моим прикидкам — третья серия и выше. Кивнул Диодору — мол, ищи клиента. Сам я до сих пор плохо разбирался в видовом разнообразии всех этих модификаций, перемодификаций, модернизаций и прочих апгрейдов. Да и по физиономиям, на мой человеческий взгляд, сидящие на полу были на одно искусственное лицо. Что весьма затрудняло точную идентификацию клиента. Местные приживалки, судя по их неподвижным телам, пребывали в полной отключке. Видимо, экономили ресурс своих стареньких сервоприводов.
Диодор прошёл вдоль замершего ряда и постучал по одной из макушек с дальнего края. Как он смог вычленить нужную из общей однообразно лысой массы - загадка.
- А-а. Да продлит качественный техосмотр годы благословенного труда, и не ведать вовек кривых рук механика-бракодела! - вежливо поздоровался очнувшийся Третий.
Имена первых осознавших себя роботов для человеческого языка неудобопроизносимы, поэтому клиента мы называли меж собой запросто — Третий.
- Аминь, - брякнул я в ответ.
Чем вызвал укоризненный взгляд Диодора. Всё-таки с чувством юмора у него полный швах.
- Нашли отравителя? - спросил клиент.
- Пока ещё нет. Но круги сужаются.
Упоминание сужающихся окружностей ввело его в лёгкий ступор — по странной прихоти организации мыслительных процессов роботов, им проще обращаться с многоугольниками, чем с более абстрактными фигурами. Поэтому в общении с первыми моделями упоминание окружностей в любом их контексте не приветствовалось.