Он постоянно обращается в своих писаниях к этой теме — необходимости добрососедских отношений, взаимоуважения и поддержки между живущими рядом, в одном городе. И это наводит на мысли о том, что соотечественники Плутарха не оставили свои бесконечные распри, продолжая то ужаснейшее из состязаний, когда, по словам киника Диогена, один стремится столкнуть другого в канаву поглубже, — и это в то самое время, когда все они давно оказались чуть ли не на самом дне. Плутарх считал, что дело здесь не только в зависти, честолюбии и нетерпимости, но прежде всего в том, в чем он видел смертельную язву каждого общества, — непримиримых противоречиях между имущими и неимущими. «Платон говорит, — пишет он в одном из трактатов, — что блаженно и счастливо то государство, где „мое“ и „не мое“ считаются наихудшими словами и все рвение, какое только есть, граждане употребляют на общее дело».
Борьба между богатыми, готовыми скорее бросить свои богатства в море, чем поделиться с бедными, и бедняками, которые не раз в истории Эллады выходили на улицу с камнями и дубинками, уже несколько столетий назад подточила могущество греческих полисов и сделала их бессильной добычей чужеземных царей и военачальников, которые, играя на противоречиях между греками, выступали на стороне то состоятельных граждан, то на все готового обнищавшего демоса. Теперь же все богатства Ахайи сосредоточились в руках нескольких людей. В истории остались имена таких богачей, как Юлий Никанор, купивший целый остров Саламин, или же Гиппарх, состояние которого оценивалось в сто миллионов сестерциев. Казалось бы, что могла теперь значить не сводящая концы с концами беднота, и все равно состоятельные люди побаивались ее и старались утихомирить раздачами и угощениями. Они строили новые храмы, театры и общественные здания, щедро жертвовали на проведение празднеств, и все равно время от времени, особенно когда поднимались цены на хлеб, в городах вспыхивали волнения, уличные стычки, и было ясно, что ничто и никогда не помирит сытых и голодных.
Будучи противником любых переделов, считая, что таким путем «ищут средств к существованию» прежде всего люди, не желающие трудиться, Плутарх в то же время видел первейший долг стоящих у власти в том, чтобы имущественное неравенство не переходило за опасную черту. В своих сочинениях он не раз обращается к Спарте, живущей по ликурговым законам, где «зажиточные люди потеряли все свои преимущества, поскольку богатству был закрыт выход на люди», где не было нужды «воровать, брать взятки или грабить, коль скоро нечисто нажитое и спрятать было немыслимо и ничего завидного оно собой не представляло». Другого подобного примера гражданского равенства не было ни в Греции, ни в Риме, и оставалось только взывать к обязанностям богатых перед менее удачливыми согражданами, поддерживать которых считали необходимым великие мужи прошлого: «Ромул считал долгом первых и самых могущественных отеческое попечение о низших и одновременно хотел приучить остальных не бояться сильных, не досадовать на почести, которые им оказывают, но относиться к сильным с благожелательством и любовью, по-сыновьему, и даже называть их отцами».
Признавая неизбежным естественное неравенство людей, Плутарх возлагал на общество основную заботу о том, чтобы никто не опускался до крайней нищеты. Порицая в трактатах «О сребролюбии», «О том, что не надо делать долгов» и других ту алчность, которую «не угасит ни серебро, ни золото», описывая отвратительные качества сребролюбцев, Плутарх, тем не менее, в отличие от Платона, не предлагает каких-то радикальных мер по борьбе с этим злом. Как представляется, преодоление стремления к богатству он связывал с общим моральным совершенствованием, возлагая основные надежды на просвещение и философию, которым одним лишь дано победить душевную нищету «человека, прикипевшего к обогащению».
Высмеивая «безбогатственное богатство» (по словам Феофраста), Плутарх считал тягу к накопительству одной из отвратительных болезней души, при которой, как он пишет в трактате «О сребролюбии», скряга выносит всяческие тяготы, «не получая взамен ничего хорошего, как осел банщика, возящий дрова и хворост, которому всегда вдоволь достается дыму и золы, но не доводится быть вымытым, согретым и вычищенным». Так же как Демокрит и Платон, он советует родителям заботиться не о том, чтобы оставить детям большое наследство, но о том, чтобы воспитать у них разумные потребности и спокойное отношение к деньгам. Те же, кто растят людей расчетливых, сами пожалеют об этом: «За такое воспитание они и воздают отцам достойную плату, не любя их за то, что когда-нибудь получат, а ненавидя за то, что еще ничего не получают».