Плутарх создает ряд биографий знаменитых римлян времен Республики, живших отечества ради. Такими для него были Камилл, защитивший пятьсот лет назад Италию от вторжения галлов, опустошившего Грецию, а также Фабий Максим, Публий Корнелий Сципион и Марк Порций Катон Старший, достопамятные свершения которых приходятся на почти столетнюю войну с Карфагеном. Достойными всяческого уважения Плутарх считал также Тита Квинтия Фламинина и Эмилия Павла, которые положили конец македонскому господству в Элладе, что поначалу было воспринято греками действительно как освобождение. И хотя Плутарх сравнивает Камилла с Фемистоклом, поскольку оба они явились спасителями отечества от варваров, а Фабия Максима с Периклом, подчеркивая их мудрую предусмотрительность в государственных делах, в действительности было не так-то много общего у великодушных, образованных, широко мыслящих эллинских вождей, с их любовью к искусствам и философской беседе, — с чуждыми всякого умствования, жестокосердными при всей их доблести сыновьями Железного города.
Плутарх добросовестно стремится отдать должное выдающимся римлянам, хотя многое в них, да почти что все так и остается для него непонятным и неприемлемым. Так, при всем уважении к упорству, с которым Катон Старший отстаивал «старинное благозаконие», Плутарх так и не смог признать подлинно великим человека, который стремился «смешать с грязью всю греческую науку и образованность», опасаясь, как бы римские юноши «не стали предпочитать славе речей славу подвигов». Для него были неприемлемы холодная жестокость, то бездушие, которыми отличались от большинства греков даже такие, казалось бы, безупречные римляне, как Катон: «Но мне то, что он, выжав из рабов, словно из вьючного скота, все соки, к старости выгонял их вон и продавал — мне это кажется признаком нрава слишком крутого и жестокого, не признающего иных связей между людьми, кроме корыстных. А между тем мы видим, что доброта простирается шире, чем справедливость».
Именно за эти редкие для римских военачальников качества — великодушие и человечность — Плутарх ценил Тита Квинтия Фламинина и Эмилия Павла, которых он сопоставляет с наиболее уважаемыми им греческими стратегами, Тимолеонтом и Филопеменом. У Плутарха Фламинин предстает как благожелательный и благородный человек, известный любовью к эллинской культуре, освободитель Греции от варварского господства македонян. «Ни разу до этого Греция не соприкасалась так близко с Римом и тогда впервые оказалась замешанной в его дела, — пишет он в связи с этим, — и не будь римский полководец от природы человеком великодушным, чаще обращающимся к речам, чем к оружию, не будь он так убедителен в своих просьбах и так отзывчив к чужим просьбам, не будь он так настойчив, защищая справедливость, Греция отнюдь не столь легко предпочла бы новую чужеземную власть прежней, привычной». Хотя, как показало время, правы оказались те, которые считали, что благодеяния Фламинина, так же как впоследствии Эмилия Павла, состояли лишь в том, что, «развязав Греции ноги, он накинул ей веревку на шею».
Среди персонажей «Сравнительных жизнеописаний» немало и таких, чья бурная, чаще всего бесславно окончившаяся жизнь была призвана служить примером того, насколько пагубны чрезмерные амбиции и неуправляемые страсти. Это целый ряд по-своему незаурядных людей, которым от природы не было дано прожить спокойно, в какие бы времена они ни жили: блестящий афинянин Алкивиад, эпирский царь Пирр, «морской царь» Деметрий Полиоркет, плебейский диктатор Гай Марий, один из последних военачальников Римской республики Марк Антоний. Начинает этот перечень Гай Марций Кориолан, который, при всей своей храбрости и благочестии, вошел в анналы истории как предавший отечество. Плутарх сравнивает его с Алкивиадом, исходя прежде всего из сходства их натур, но это представляется натяжкой: Алкивиада, человека последних времен свободной Эллады, для которого не было ничего святого, все же трудно обвинить в сознательном предательстве отечества, в то время как Кориолан действительно совершает предательство, причем на заре римской истории, когда это вообще было делом немыслимым.