Тем не менее, едва его беспокоил бракоразводный процесс.
Все думы его занимало сегодняшнее письмо. Кто мог нас с папой сдать? Это дело такой давности… Кто-то из своих? А кто знал, кроме мамы? Наверняка забыл про какого-то гада, затаившего на меня злобу! Может враги отца? Не может быть, папа – был исключительным. А им-то что! Сволочам только повод подай!
Необходимо позвонить маме.
Аркадий плотно поужинал. Первый «блин» вышел комом, но довольно сносным и съедобным.
Поднял с лакированной тумбы телефон, перенес сей предмет на свое любимое мягкое кресло белоснежного оттенка. Не спеша, слегка нервничая, набрал ее номер.
– Да? – прозвучал долгожданный ответ.
– Это я, мама, привет!
– Привет, Аркаша!
– Как поживаешь?
– Как всегда, ничего хорошего. Только вот один к тебе вопрос, а ты именно какой Аркаша, который сын или муж?
– Вот за что и люблю тебя, мама, никогда не изменяешь своему чувству юмора. Так держать, старушка, – смех послышался с двух концов телефонных трубок.
– Все хорошо, сыночек. А вы как поживаете? Как Катя?
– Ничего. Разводимся.
– Ах! И что, эта змея хочет из тебя все соки выжать?
– Да, нет. Не все, только половину моего царства…
– Какого такого царства?
– Ну, имущества.
– Вот ведьма.
– Да ладно, я не держу на нее зла, ну, как не держу. Мам, я вот что хотел спросить…
– А Оленьку, что, ей отдадут?
– Конечно, суд всегда на стороне материнских слез.
– Вот же пройдохи продажные. Чем матери лучше мужиков? Да ничем, хлебом не корми, а дай покомандовать мужиками. И сыновьями, и мужьями, да и отцами тоже!
– Мам, но ты ведь сама женщина, что ты говорить такое!
– Вот на этих основаниях имею полное право так утверждать. Как так не мне знать всю правду о дочерях Евиных. С тех времен все мужчин и подставляем, а они бедные, гады эдакие, все нас слушают!
– Полно тебе. У меня вот какой к тебе вопрос, наисерьезнейший. У папы были враги?
После минутной паузы:
– Да какие у него враги, у этого святого человека! Как можно даже мысль подобную допустить в свою пустую голову!
– Точно?
– Как можно сомневаться в том, что…
– Ладно, ладно, верю.
– Как работа?
– Все хорошо, мам. Не без трудностей, но хорошо.
– Молодец, сынок. Мы с папой всегда гордились тобой. И до сих пор гордимся. Я и папа. Он с небес на нас посматривает, как мы тут держимся, и гордится. Поминает добрыми словами.
– Хорошо, мама, мне пора, еще дела.
– В двенадцатом часу-то?
– Да-да. Спокойной ночи.
– Ах, весь в отца. Спокойной ночи.
Только сейчас он спохватился. Кошачья миска не тронута. Где же она пропадает второй день?
Аркадий рыщет по всей квартире. Принюхивается, улавливает некий тухлый запах из-под дивана. Обнаруживает слегка гнилой труп кошки.
– Лолита! – вырвалось из его уст.
Почти плача, он обнял ее словно младенца. Ее крошечная головка, вися на остатках кожи, отвалилась, покатившись по полу к стене.
– Что? Как? Почему шея была переломана? – задался он вопросом.
Не глядя на поздний вечер, Федорович сел в свой автомобиль, помчался в свою деревню в сорока километрах от города. Открыл гараж, достал лопату и коробку из-под обуви. Закопал Лолиту под деревом.
– Света! Светочка!
– Да, Аркадий Аркадьевич? Вы меня напугали, честное слово! Чего раскричались так?
– Помнишь вчерашнее письмо? Ты уже выкинула его или еще нет?
– Как же выкинула, вот же оно у Вас на столе лежит!
– А, точно.
– Хм, Свет, знаешь этот адрес?
– Грибоедова? В Минске? – удивилась секретарша.
– Можешь быть свободна.
– Хорошо, Аркадий Аркадьевич. Однако, дивное что-то твориться.
Вопреки ее удивлению, улица, носившая такое название, в городе Минске наличествует.
Федорович, все бросив, направился на расследование.
– Светлана Михайловна, я ухожу, не знаю, когда буду.
– Хорошо, но ведь Вам еще столько работ прочитать!
– Обойдется, еще время на эту муть тратить! – шустро схватил пальто и направился к своему автомобилю.
Прибыл по необходимому адресу – жилой девятиэтажный дом, расположенный около государственного музыкального колледжа. Зашел в нужный дом, поднялся на шестой этаж. Постучал в дверь, никто не отворил. «Кто стучит – тому откроют» оказалось враками, – подумал Аркадий. Чуть было дернул ручку двери, а она возьми, да отвались.
– Что вы так все стучите? – вышел древний старик из соседней двери.