Они зашли на середину узкого каменного моста и начали предаваться старой детской забаве — бросать веточки в кристально прозрачную воду, а потом с радостными воплями перебежали на противоположную сторону, чтобы посмотреть, чья выплывет первой. Веточки застревали между валунов, и тогда приходилось начинать все сначала.
Это было веселое Рождество, семья снова собралась вместе, и единственным, что омрачало праздник, было отсутствие Бобби. Хотя с тех пор, как все узнали истинные обстоятельства его гибели, атмосфера немного разрядилась, поскольку теперь им не было нужды что-то скрывать друг от друга.
Веселые, довольные они вернулись домой. Родители ждали их в гостиной, мгновенно наполнившейся детским смехом и собачьим лаем.
Вирджиния, с пылающими после прогулки на свежем воздухе щеками и сияющими глазами, вслед за остальными прошла в комнату, смеясь над очередной шуткой, которую отпустил муж Лесли. Вдруг она опешила, и сердце ее затрепетало, едва она увидела поднимавшегося с кресла ей навстречу человека.
Улыбка застыла у нее на устах, хоть сердце уже ликовало. Она с трудом сдержала себя, чтобы не броситься к нему. В комнате воцарилась тишина. Все как будто одновременно обратили внимание на незнакомца — чертовски красивого джентльмена, разве что показавшегося им излишне сдержанным.
После того, как незнакомец был представлен, Мэдлин и Лесли выгнали из гостиной детей и собак, оставив Вирджинию и Рича наедине с притихшими родителями. Появление полковника Дикерсона явилось для них полной неожиданностью, но они были рады видеть его, как рады были и тому обстоятельству, что с недоразумениями вокруг смерти Бобби наконец покончено.
— Вирджиния, мы предоставляем тебя полковнику Дикерсону, — сказала леди Вудсворт и обратилась к Ричу: — Ведь вы согласитесь поужинать с нами?
— Благодарю вас, леди Вудсворт, но, боюсь, я должен возвращаться в Донкастер.
На лице леди Вудсворт мелькнуло разочарование. Ей понравился этот джентльмен, и она уже не возражала против того, чтобы Вирджиния возобновила свою работу в Стэнфилде, в надежде на то, что там у них появится шанс поближе узнать друг друга. Это казалось куда более подходящим вариантом, нежели поездка в Америку.
— Что ж, возможно, как-нибудь в другой раз?
— Разумеется. Буду очень рад.
Родители оставили их одних, и Рич подошел к Вирджинии. На губах его играла вежливая улыбка, как будто в том, что он вот так неожиданно нагрянул в Иденторп, не было ничего странного. Впрочем, что бы ни привело его сюда, она была рада ему. Вот только делать вид, что она воспринимает его визит как нечто само собой разумеющееся, оказалось нелегко.
— Здравствуй, Вирджиния, — тихо произнес Рич, не представляя, как он мог все это время жить без нее.
Пожалуй, впервые он видел ее в такой непринужденной обстановке. Это ей удивительно шло. Какое прелестное, умиротворенное выражение лица! И эти неубранные волосы, нежный румянец на щеках после прогулки на свежем воздухе… В тот момент ему страстно хотелось одного — предаться с ней любви.
Нэнси сказала ему, что Вирджиния на Рождество останется в Лондоне, поэтому Рич не рассчитывал увидеть ее здесь, в Иденторпе. После прочтения ее письма он был обуреваем самыми противоречивыми чувствами, пока наконец не счел, что с его стороны будет свинством не явиться к родителям Вирджинии и не принести им свои извинения за то, что позволил себе несправедливо осудить их сына.
Если Вирджиния не отказалась от своего намерения ехать в Америку, то, как он полагал, для них обоих будет лучше больше не встречаться. Именно из этих соображений он приехал в Иденторп на Рождество. И еще одно… Он боялся встречи с ней, боялся, что в последний момент дрогнет, не устоит. Когда ее мать сообщила, что Вирджиния решила провести Рождество с ними, Рич был на седьмом небе от счастья.
— Рич, скажи на милость, что ты здесь делаешь! — воскликнула Вирджиния.
— Получив твое письмо, я решил, что должен извиниться перед твоими родителями. По крайней мере… Я все равно был здесь неподалеку, в Донкастере, у друзей, так что для меня не составило особого труда…
— Ясно. Снова покупал лошадей?
— Пока просто смотрел. Мы с твоими родителями поговорили обо всем, что случилось, и согласились, что произошло чудовищное — хоть и объяснимое — недоразумение.
— Ты виделся с Гленом Гринуэем?
— Нет. У меня не было ни малейшего желания встречаться с бывшим любовником моей жены, — ответил он. — Я верю тебе на слово.
— В таком случае мне остается сожалеть, что ты не поверил мне раньше. Рич, я знала Бобби. Он не способен на такое.
— Прости меня, — сухо проронил Рич. — Пойми, я не знал твоего брата, поэтому исходил из тех фактов, которые имелись.
— Да, разумеется, — сказала Вирджиния, чувствуя, что слова застревают у нее в горле. — Я рада, что все наконец разрешилось, и нам больше нечего стыдиться, говоря о том, как он погиб.
— Нэнси сказала, ты останешься на Рождество в Лондоне.
Вирджиния вдруг почувствовала разочарование.
— Значит, ты не надеялся встретить меня здесь. Поэтому и приехал именно теперь? Ты избегаешь меня?
— Нет! — воскликнул Рич, понимая, что немного кривит душой. — Я рад снова тебя видеть.
— Вот как?
Вирджинию так и подмывало спросить его, почему он не позвонил, почему не написал. Неужели не понимал, что своим внезапным исчезновением тем утром причинил ей боль. Уйти, даже не попрощавшись, после волшебной ночи, которую они провели вдвоем, — нет, это не укладывалось в голове.
— Это правда.
Вирджиния смешалась. Она снова почувствовала, что между ними, как уже было прежде, встала стена.
— Я хотела остаться в Лондоне, но потом передумала. — От его близости кружилась голова, вдруг стал смущать его пристальный взгляд, в котором читался некий невысказанный вопрос. — Ведь я скоро уезжаю в Америку, хотелось побыть с родителями.
— Ты все же едешь? — спросил он, глядя на нее как-то странно, словно догадываясь, что она что-то скрывает.
— Да, — ответила она почти шепотом, сознавая, что говорит неправду, и чувствуя, что он по-прежнему не спускает с нее пристального, испытующего взгляда. — Слишком лестное предложение, чтобы отказываться.
Вирджиния подняла на него глаза. Рич стоял не шелохнувшись, не делая ни малейшего движения ей навстречу, и от этого она готова была разрыдаться, только гордость и злость заставляли ее сдерживать слезы.
Ей мучительно хотелось протянуть к нему руки, умолять его, чтобы он просил ее не уезжать, но она не могла. Ах, почему он не даст ей шанс выразить свои чувства, сказать ему, что она ждет от него ребенка! И зачем этот пристальный взгляд?
Если бы только она знала, как он жаждал упасть перед ней на колени, чтобы признаться в любви — просить ее руки, умолять вернуться с ним в Стэнфилд. Но он также не мог преодолеть самого себя. Вирджиния твердо решила ехать в Нью-Йорк, и она права. Это был слишком хороший шанс, чтобы упустить его. С его стороны было бы нечестным пытаться отговорить ее.
— Уверен, в Америке ты прекрасно устроишься. Мне ли не знать, как ты относишься к работе? Надеюсь, тебя ждет успех на твоем новом поприще. Ты заслужила этого, Вирджиния.
— Спасибо, — сдавленно пробормотала она, чувствуя, что он вот-вот оставит ее, и с трудом сдерживая слезы.
Она уже готова была признаться ему, что ей никто не нужен, кроме него, но только стиснула зубы и промолчала. Попробовала улыбнуться, но губы дрожали. Вздохнув и постаравшись придать побольше убедительности своим словам, она сказала:
— Я тоже надеюсь. Сейчас это как раз то, что мне нужно, — новая работа, новые впечатления. От тебя я многое узнала об искусстве. Надеюсь, эти знания мне пригодятся.
— Уверен в этом. — Холодно улыбнувшись, он отступил на шаг назад. — Прощай, Вирджиния. Желаю счастья.
— Спасибо, Рич, — выдохнула она.
Тщетно вглядывалась она в его лицо, ища на нем малейшие признаки слабости, ища подтверждения его любви… От его глаз веяло ледяным холодом. Словно сердце его обратилось в камень. До последней секунды она не верила, что Рич готов вычеркнуть ее из своей жизни. Неужели она ничего для него не значила?