— Что случилось, уважаемый? Что с вами? — поинтересовался один из них.
Другой подхватил в том же тоне:
— Что у вас произошло, мой друг?
Уасем продолжал вопить что есть мочи:
— Держи вора! Держи вора!
Он покосился на подошедших, заметил их необычайную схожесть между собой и, подумав, что это ему лишь кажется, перестал кричать.
— Я видел, как его тень мелькнула вон там! — прохрипел он, взяв их за руки.
— Но никого не видно! — воскликнул один.
— Абсолютно никого! — подтвердил другой.
И они посмотрели не туда, куда удалилась Арфия, а совсем в другую сторону.
— Да нет же! — запротестовал Уасем. — Смотрите вон туда! Он там, там! Бежим за ним! Он не мог далеко уйти!
Уасем двинулся в одну сторону, а два приятеля, сделав три шага в другую, остановились. Один из них сказал:
— Ничего не видать!
— Абсолютно ничего! — с готовностью подтвердил другой.
— Темно, как в печной трубе, — уточнил первый.
— Как у черта в ж…, — засвидетельствовал второй.
— Выражайся повежливее! — одернул его товарищ.
— …как у черта в заднице…
— О! Бедные мои туфли! — застонал Уасем.
— Так у вас украли туфли, мой господин? — спросил его сочувственно один.
— Да! Такая была прекрасная обувь! — подтвердил Уасем, заохав еще сильнее.
Мужчины вернулись к порталу, за ними плелся Уасем.
— Лишиться своих галош — это все равно что овдоветь! — посочувствовал ему другой.
Ученый муж с трудом сдерживал рыдания:
— Я сейчас умру от горя! Если бы не вы, я бы залился слезами!
— Ну, будет, будет так убиваться! Может быть, они еще и найдутся! — успокоил его один из субъектов.
И другой растрогался:
— Я даже предпочел бы лишиться собственной жены, чем своих тапочек!
— С каких это пор у тебя завелась жена?! — грубо одернул его приятель.
— У меня-то? — отвечал первый. — По правде говоря, у меня ее нет, но если бы и была, то я бы предпочел…
— И как это можно позволить себе ограбить профессора Уасема! — не переставал жаловаться пострадавший. — Ограбить ученого Уасема! Нанести оскорбление веку, обесчестить его этим позорным актом, этой беспримерной хулиганской выходкой! Последующие поколения осудят это… жестоко осудят!..
— А где он? Где этот ученый-то? — спросил один из проходимцев.
— То есть как? Вы что же, не видите меня? Да я перед вами, мой друг!
— Так это вы? — удивился другой.
— Ну и чудаки! — возмутился Уасем. — И откуда только вы взялись?
— Мы — бедные странники… — начал было один из них.
Уасем замахал своими длинными руками:
— Да я не о том вас спрашиваю! Вы что, в самом деле не знаете, кто я таков? Неужели еще есть кто-то, кто не знает меня?
Согнувшись перед ним и церемонно отвешивая поклоны, странник взмолился:
— Прошу прощения, мэтр! Ну конечно! Кто же не знает вашего имени! Позвольте мне выразить наше почтение. Я просто слегка запоздал сделать это.
— Так это вы умеете предсказывать будущее? — стал расспрашивать Уасема другой и вдруг получил сильный удар локтем в бок от своего товарища, который подобострастно стал извиняться:
— Ах, не слушайте его! Он у нас такой невежда! Ну просто сама невинность!
— Сам ты невинность! — огрызнулся тот, — Я тебе еще это припомню!
Отвешивавший поклон, пытаясь замять назревающий скандал, снова обратился к Уасему звонким голосом:
— Какая честь для нас, бедных странников, встретить на своем пути человека столь высоких достоинств, как вы, с такой, как у вас, репутацией!
Уасем дослушал до конца эту фразу и сделал рукой жест одновременно и покровительственный, и требовавший внимания.
— О досточтимые люди, — промолвил он, оглядывая поочередно стоявших перед ним странников. — О досточтимые люди, простите мне, что стою босой перед вами. Вам известно, что случилось со мной, уважаемые господа, и какая неприятность вынуждает меня предстать перед вами в таком виде, но… мудрец всегда готов служить людям!
— Надо же, как он гладко говорит! — прошептал один из странников.
А другой воскликнул восхищенно:
— Вам, несомненно, немало пришлось учиться, прежде чем стать столь знаменитым ученым!
— Учиться? — изумился их собеседник. — Да у меня еще молоко моей кормилицы на губах не обсохло, а я уже начал читать Большую и Малую Истории Государей! Потом я перешел к изучению всех наук, которые изобрело человечество, освоил их, постиг одну за другой! Мне понадобилось около трех десятилетий на усвоение всего их богатства, но… — он постучал себя по груди и по лбу, — …они все уместились здесь и вот здесь! Все до единой, начиная с медицины и кончая метрической системой! И когда наконец я добрался до вершины знания, я изучил самую благородную, самую выдающуюся, самую деликатную область искусства — искусство сидеть за столом богатых. Я быстро овладел всеми мельчайшими нюансами, постиг все тайны этого мастерства. Но я продолжал его совершенствовать. Вряд ли сегодня существует на земле кто-нибудь, кто способен превзойти меня в этом искусстве! Достичь того, чего достиг я: изящества в разговоре, в этике, политесе, тонкости обращения, в остроумии, квинтэссенции — самой квинтэссенции!