Криста вышла распорядиться насчет чая, и фрау Беата объяснила, что в мировой войне она потеряла мужа, который был тяжело ранен в танковом бою под Суассоном. Уж кто-кто, а она-то знает, что за штука танк. От волнения фрау Беата налила себе еще рюмку коньяку, выпила ее и налила снова.
Затем закурила сигару и уселась в кресло.
– А теперь я попрошу вас только об одном, – обратилась она к Фабиану, когда Криста опять появилась в комнате: – постарайтесь как можно скорее прийти к соглашению. Кланяйтесь моим братьям и передайте, что я прошу поторопиться. Мы намерены в самом ближайшем будущем отправиться в Италию, чтобы провести зиму во Флоренции и в Риме.
Фабиан почувствовал укол в сердце.
– Вы уже опять собираетесь уезжать? – спросил он.
– Да, – отвечала Криста вместо матери с какой-то невеселой улыбкой.
– И как можно скорее! – воскликнула фрау Беата.
– Не будет ли автомобильное путешествие в это время года слишком утомительным? – осведомился Фабиан.
– Утомительным? – Фрау Беата рассмеялась.
– А может быть, нам послать машину вперед, мама?
– Нет, я сяду в нее у самого подъезда и буду ехать до тех пор, пока мы не застрянем где-нибудь в сугробах. Ты увидишь, девочка моя, как быстро мы окажемся во Флоренции.
Тут горничная внесла чай.
VI
Фабиан изо дня в день разъезжал с маклерами на машине в поисках подходящего помещения для своего Бюро реконструкции. Переговоры с братьями Шелльхаммер он вел очень вяло. В конце концов нельзя его осуждать, если он хотел несколько отсрочить путешествие дам Шелльхаммер. Уже сейчас он страшился этой зимы без Кристы.
Однажды вечером, когда Фабиан один как перст сидел в «Звезде», в погребок вошел советник юстиции Швабах со своими друзьями. Немного позднее Швабах подсел к Фабиану.
– Превосходные новости! – объявил он. – Поверенный вашей жены был у меня сегодня утром. Радуйтесь, Клотильда хочет идти на мировую.
– Клотильда… на мировую? – недоверчиво переспросил Фабиан.
– Да, во всяком случае я сделал именно такой вывод из длинной речи моего коллеги. Но вы, кажется, совсем не рады?
Фабиан, улыбаясь, покачал головой.
– Я вам очень признателен, господин советник юстиции, – ответил он. – Но это известие так неожиданно, что я не могу сразу собраться с мыслями. Завтра утром я зайду к вам в контору.
Первое чувство, вызванное в нем сообщением Швабаха, было торжество. Клотильда хочет примирения! Прекрасно, но теперь он не хочет. Клотильда проиграла! Другая, более достойная, вошла в его жизнь, и он начнет жизнь сначала. Прощай, Клотильда! Он больше не любил ее. Теперь он ее ненавидел. Конечно, он всегда будет помнить, что она подарила ему двух способных, здоровых сыновей, но не забудет и обид, которые она ему нанесла. Однажды они поссорились, Клотильда схватила свою подушку и положила ее в ногах постели. Другой раз она среди ночи забрала свою постель и ушла в другую комнату. Таких обид мужчина не забывает! Он и по сей день чувствует себя оскорбленным.
– Ваше здоровье, господин советник! – воскликнул Фабиан, поднимая свой бокал.
Швабах, сидевший за соседним столиком, ответил ему тем же.
Назавтра он зашел к Швабаху и наотрез отказался от примирения, заявив, впрочем, что ничего не имеет против того, чтобы разойтись полюбовно.
И уже на следующий день почувствовал результаты своего отказа: Клотильда больше не выходила к столу.
– Барыня обедает сегодня в будуаре, – смущенно сообщила Марта.
Клотильду часто стали навещать дамы высшего общества, еще в передней заводившие разговор о политике. Иногда Клотильда приглашала их к обеду.
– У барыни гости в столовой, – сообщала Марта. – Не прикажете ли, господин доктор, подать в кабинет?
– Спасибо, не надо, – отвечал Фабиан. – Я не буду больше обедать дома.
«Клотильда уязвлена, – думал он со злорадством, – теперь она видит, что проиграла».
Клотильда передала Фабиану через адвоката Швабаха, что и она предпочитает мирно разъехаться и не доводить дело до бракоразводного процесса, главным образом из нежелания повредить карьере Фабиана. Но в свою очередь выставляет два условия.
Первое: чтобы сыновья были всецело предоставлены ее попечениям, второе: чтобы их теперешняя квартира отошла к ней.
Клотильда знала его слабые места и била по ним без сожаления.
Фабиан нежно любил своих мальчиков. Робби было десять лет, Гарри двенадцать. Он тысячи раз говорил себе, что «как отец и христианин» не может допустить, чтобы они росли в той атмосфере, которая окружала их мать. Еще недавно он решил настоять, чтобы они года три-четыре пробыли в пансионе – пусть подрастут вдали от дома. Сердце его обливалось кровью при мысли отказаться от своих мальчиков, с которыми он связывал столько честолюбивых помыслов, но он смирился. Ради Кристы. Удивленному Швабаху он объяснил, что всегда считал жестокостью разлучать мать и детей. Такая жестокость претила ему. Кроме того, он пришел к убеждению, что мужчине легче, чем женщине, устроить себе новую жизнь.