— Это у тебя задача такая? — догадался Тимоша.
— Нет, я еще только учусь. На гонщика. А вы?
— У меня… — смутился Тимоша. — Я так… на моторке…
— Ой, смотрите, — захныкал вдруг Желтенький. — Вы все-таки порвали мне штаны. Мои совсем новые желтые штаны.
— Подумаешь, штаны. Я же не нарочно. Я тебе жизнь спасал.
— Подумаешь, жизнь. Зачем мне жизнь без штанов?
— Неужели у тебя нет других?
— Есть. Ну и что?
— У тебя, наверно, штук десять штанов?
— Ну и что?
— А жизнь одна.
— Ну и что?
— Тьфу ты, бестолковый. Так десять ведь больше, чем одна.
— А-а-а… — протянул Желтенький. — Теперь понимаю. Какая тонкая мысль. Десять больше, чем одна, но одна жизнь важнее десяти штанов. Замечательно! С вами очень интересно разговаривать.
«Вот дурачок», подумал Тимоша и вдруг спохватился: а что, если и этот читает мысли?
Но нет — Желтенький зашпиливал какой-то веточкой порванные штаны и ни на что пока не обижался.
— У тебя поесть ничего нет? — спросил Тимоша. — Не ел с самого утра.
— Почему?
— Потому что времени не было.
— Почему?
— Потому что занят был.
— Чем?
— Глупостями.
— Какими?
— Страшными.
— Где?
— Неподалеку.
— Когда?
— С самого утра! — свирепея, заорал Тимоша. — С самого утра, говорят тебе, пустая твоя башка!
— Прошу вас, не сердитесь, — сказал Желтенький, — но в ваших словах всегда есть какая-то тайна. Я понимаю — слишком много вопросов, это невежливо, но… Но можно еще одно маленькое последнее «почему»?
— Валяй, — слабым голосом разрешил Тимоша.
— Почему, если вы не ели с утра — ведь так, я правильно понял? — почему, в таком случае, вы вместо того чтобы пойти поесть, стоите здесь и непонятным способом тарахтите у себя в животе?
— Это не я, — жалобно сказал Тимоша. — Это оно само тарахтит и булькает.
— Но по-че-му?
— Потому что такой закон природы.
— Чего-чего?
— При-ро-ды.
— Природы?
— Слушай, ты мне надоел.
— Нет, пожалуйста, не уходите! — воскликнул Желтенький. — Я еще мало знаю, о многом и не слыхал, например, про этот новый закон, но зато я знаю поблизости отличное кафе-заправочную.
— Правда?
— Совсем-совсем близко!
И он схватил Тимошу за руку и потащил его за собой.
«Ну, будь что будет», подумал Тимоша и не стал упираться.
Они пересекли шоссе и вошли в очень прямую аллею, по обе стороны которой стояли аккуратные домики с огромными номерами на крышах. У каждого дома был свой садик, а перед калиткой — скамейка, она же — автомат с газированной водой. В садиках на грядках росли цветы и еще какие-то растения, на которых вместо цветов раскачивались разноцветные пушистые гусеницы. Еще внутри одного дворика Тимоша заметил маленький бассейн, круглый, как тазик, с надписью «Не кормить, не дразнить» — и хотел спросить, кто там живет, но тут Желтенький ввел его в стеклянную дверь, разрисованную парусными кораблями, — это и было кафе.
Войдя в зал, Тимоша сразу понял, при чем тут корабли.
Все в зале качалось.
Пол, люстра, столики, зеркала — все потихоньку раскачивалось, точно под ветром, только стены стояли неподвижно. Люди, сидевшие за столиками, не ругались, не возмущались этой качкой, а спокойно ели, вернее, сосали что-то из разных тонких трубок, торчащих из столиков.
Желтенький взял два стула и утащил их в угол.
Сразу же заправщица в белом халате, стоявшая в другом углу, взяла новый столик и толкнула его в их сторону. Столик поехал, виляя, по качавшемуся полу, стукнулся о качавшуюся кадку с пальмой и точнехонько подкатил к их стульям. Тимоша, стараясь ничему не удивляться, схватил в рот первую попавшуюся трубку и глотнул какой-то мерзости, похожей по вкусу на мыло с клеем.
— Ха-ха-ха, хи-хи-хи, — залился Желтенький.
Тимоша, отплевываясь, взглянул на трубку, — на ней было написано: «Мойте руки эликсиром чистоты». На других трубках стояло: «жиры», «белки», «глюкоза», «углеводы», и сколько Тимоша не искал, так и не нашел «супа», «пельменей» или еще чего-нибудь понятного. Все же, если осторожно посасывать то из одной трубки, то из другой и потом тщательно перемешивать языком во рту, получалось что-то похожее на гоголь-моголь. На худой конец и это годилось. Вскоре он так разошелся, что с разгону глотнул из самой крайней, самой тонкой трубки, и тогда ему стало совсем хорошо — тепло, не страшно и очень весело. Улыбаясь до ушей, он стал оглядываться и смотреть, кто еще качается вместе с ними в этом загадочном кафе.
Ближе всех к ним сидели те велосипедисты, которых он уже видел раньше на дороге. Последний снял свой улыбочный зажим и грустно сосал что-то, должно быть, очень кислое. За ними сидели две девушки и разглядывали друг друга в маленькие бинокли. Такие же бинокли Тимоша увидел еще у многих, причем некоторые наставили их на стену или на потолок. Почти никто не разговаривал, и в тишине было слышно, как плещется под полом вода.