И ещё, Грейси просила передать,
вернёшься ли ты скоро домой.
На кошачьем, разумеется.
Она переживает, что ты
слишком много работаешь.
Я улыбнулась. Софи была так добра ко мне. Я посмотрела на часы и увидела, что уже половина седьмого.
Чёрт.
Если я не хотела опоздать на ежемесячный ужин с семьёй, нужно было выйти из офиса в ближайшие десять минут. А я даже близко не закончила то, что планировала сделать сегодня.
Амелия: На самом деле сегодня у меня
ужин с семьёй.
Передай Грейси от меня извинения?
Софи: Думаю, она тебя простит.
Она же кошка.
А вот я не кошка, и меня волнует,
что ты работаешь допоздна.
Ты в порядке?
Не совсем, подумала я. Но сваливать весь свой стресс на Софи я не собиралась. У неё самой забот полон вагон: помимо того, что она мама двойняшек, её муж-адвокат вот уже три недели находился в Сан-Франциско на допросах. Она отлично знала, что такое безумные нагрузки, — ей незачем было слушать мои жалобы.
Амелия: Я в порядке. Просто занята.
Скажи Грейси, что надеюсь быть
дома к половине десятого.
Погладь её за меня и скажи, что мне жаль.
Софи: А ужин у вас сегодня там,
где ты хоть что-то сможешь поесть?
Амелия: Сегодня итальянский
ресторан, так что, надеюсь, да.
Я с колледжа придерживалась пескетарианства, а в аспирантуре у меня появилась непереносимость лактозы, так что молочные продукты тоже были под запретом. Но с тех пор как восемь лет назад у моего брата Адама родились близнецы, про мои пищевые ограничения на семейных встречах обычно вспоминали в последнюю очередь, если вообще вспоминали. Из-за детей выбирать приходилось только демократичные рестораны с детским меню и высоким уровнем шума, а папа слишком любил красное мясо, чтобы идти куда-то, где его не подавали.
Ну да ладно. Я ведь была единственной в семье без пары. И без детей. В интересах всеобщего согласия я обычно просто подстраивалась под желания остальных. Может, это проявление моей «средней дочери», но избегать лишних волн было моим стилем столько, сколько я себя помнила. Иногда везло, и родители выбирали итальянский ресторан, где хотя бы было несколько паст без мяса и сыра, — как сегодня. Если не везло, ужинать приходилось уже дома.
Как по команде, в этот момент мой желудок издал комически громкий урчащий звук.
Софи: Я взяла китайскую еду для детей.
Они начинают капризничать, так что
я скоро отвезу их домой, но оставлю
для тебя в холодильнике овощную
лапшу ло-мейн.
Амелия: Ты просто лучшая, Софи.
Когда Маркус возвращается
из Сан-Франциско?
Софи: Его последний допрос в четверг.
Так что вернётся в пятницу.
ТЕОРЕТИЧЕСКИ.
Амелия: Ты должна посадить его на смену
с подгузниками хотя бы на неделю
подряд, когда он вернётся.
Софи: О нет, я потребую целый месяц.
Я улыбнулась, глядя на экран телефона, переполняемая благодарностью. Надеюсь, когда Маркус наконец вернётся домой, у Софи снова появится время на саму себя. Она так много отдаёт другим, включая меня. Она тоже заслуживала получать что-то взамен.
Амелия: Спасибо, Софи.
Ты лучшая.
Когда налоговый сезон закончится,
я угощу тебя ужином в шикарном
ресторане — и не вздумай отказываться.
Ужин, скорее всего, затянется до девяти, и сил возвращаться в офис после него у меня уже не будет. Я засунула последние бумаги Уайатта в портфель, пообещав себе, что закончу проверять их дома.
На тридцать втором этаже всё ещё кипела работа, пока я шла к лифту. Я старалась не поддаваться чувству вины за то, что ухожу в час, который некоторые партнёры могли бы счесть «ранним».
Но если бы я задержалась сегодня, я бы подвела семью. А это была бы уже совсем другая вина, которая испортила бы мне вечер.
В системе отопления и вентиляции моего здания воздух гонялся без остановки, но зимой в лобби всегда было прохладно из-за огромных окон от пола до потолка. Тот вечер не стал исключением. Хотя на улице выглядело куда холоднее. За стеклянными вращающимися дверями моего дома прохожие шли, слегка ссутулившись — в характерной манере людей, пытающихся как можно скорее добраться до места назначения в отвратительную погоду.