А хотел он, судя по всему, меня — обнажённую.
Вдруг мне показалось жизненно необходимым, чтобы обнажённой была не только я. Я приподнялась и ухватилась за край его рубашки.
— Снимай, — пробормотала я. Он будто не услышал. Осторожно уложил меня обратно, расстегнул юбку и стянул её с бёдер.
Снимать с себя одежду самой было хорошо, очень хорошо — но этого было недостаточно.
— Нечестно, что я ещё не видела тебя. Сними рубашку, Реджинальд Кливз.
Он уставился на меня, уголки губ тронула усмешка.
— Терпения у нас, значит, нет? — Но всё же сделал, как я сказала: одним плавным движением стянул рубашку через голову и швырнул её за плечо.
Он не отрывал взгляда от моего лица, даже когда я позволила себе вольность разглядывать его тело.
— Тебе нравится то, что ты видишь? — спросил он вроде бы игриво, но в его взгляде горела серьёзность: он хотел, чтобы его тело понравилось мне.
И, Боже, оно нравилось.
Теперь, когда одежда лежала грудой на полу, словно прорвало плотину желания. Я потянулась к нему, даже не пытаясь бороться с порывом. Он был крепко сложен, пусть и не чрезмерно мускулист; широкая грудь покрыта лёгкими светло-каштановыми волосками, которые я не удержалась и провела сквозь пальцы. Его дыхание сбилось, когда я начала исследовать его тело: очерчивать кончиками пальцев рельеф грудных мышц, скользить вниз по животу — и ниже, пока его мышцы не напряглись в предвкушении.
Было ли его тело сильно другим теперь, после превращения? Мысль мелькнула и тут же исчезла. Не имело значения, каким он был раньше. Важно было то, что именно этот Реджи осторожно убирал мои руки с его тела и укладывал меня на матрас. Именно этот Реджи целовал меня с такой жаждой и одновременно с такой нежностью, что сердце сжималось, будто готовое разбиться.
И именно этот Реджи стянул с себя штаны и навалился на меня, прижимая наши тела друг к другу: плоть к плоти. Твёрдое к мягкому. Холодное к тёплому.
Этот мужчина был таким нелепо смешным, что я никогда не знала — ударить его или рассмеяться. Он был обезоруживающе добр, настолько внимателен, что от этого кружилась голова. И я вдруг поняла, с внезапной, всеохватывающей ясностью — он был моим.
Если только я этого захочу.
— Амелия, — прошептал он, зависнув надо мной, руки дрожали от усилия держаться как можно спокойнее. Потом он чуть сдвинулся, и его кончик упёрся в мой вход. Его синие глаза встретились с моими, пронзая взглядом. Ему нужно было быть уверенным, что я хочу этого так же сильно, как и он.
Я кивнула и обвила его руками, притянув в новый, ослепительный по силе поцелуй.
Он вошёл в меня одним мощным толчком бёдер, вырвав из себя громкий, бессвязный выдох удовольствия. Моё дыхание сбилось, тело сопротивлялось сладкой боли его вторжения. Он был таким большим, и прошло столько времени с тех пор, как я делала это в последний раз… Но это ощущение, это растяжение, это полное заполнение — оно вышибло воздух из лёгких и грозило унести меня в пучину наслаждения ещё до того, как мы по-настоящему начали. Я вцепилась ногтями в его спину, царапая кожу в попытке удержаться на поверхности нарастающего блаженства. Ему это явно нравилось — очень нравилось: он зашипел от уколов удовольствия-боли, а потом зарычал, когда я провела ногтями сильнее, глубже, по всей длине его спины.
— Амелия, — снова выдохнул он, хрипло, с трудом сдерживая себя. Он всё ещё не двигался, давая моему телу время привыкнуть. Но его руки уже заметно дрожали, и по напряжённой челюсти, по его прерывистому дыханию я видела, как сильно ему хочется сорваться.
— Тебе не нужно сдерживаться, — заверила я. Приподняв голову, я коснулась его губ. — Я хочу этого.
Его глаза закрылись.
— Я никогда не причиню тебе боль. Клянусь. Но ближе к концу я могу… — он резко оборвал фразу и уткнулся лицом в мою шею. — Могу немного потерять контроль. Если тебе нужно будет, чтобы я остановился…
Я потянула его за волосы, заставляя поднять голову и встретиться со мной взглядом. Уязвимость, что я увидела в его глазах, перехватила дыхание.
— Мне не нужно будет, чтобы ты останавливался, — прошептала я. — Но если всё-таки понадобится — я скажу. Сразу. Обещаю.
Он смотрел на меня ещё долгий миг, будто пытаясь прочесть истину в моих глазах. Потом закрыл свои. Кивнул.
И начал двигаться.
— Ох, — сорвалось с моих губ вместе с первым толчком. И тут же, совершенно нелепо, меня накрыло беспокойство — наверное, иррациональное, и определённо запоздалое минут на тридцать: что если я плоха в сексе? Реджи жил сотни лет, и не раз давал понять, что женщин у него за это время было немало. У меня были парни, я, конечно, не девственница, но рядом с любовником с сотнями лет опыта… разве я могла знать, что делаю правильно?