Его работа — проникнуть: он должен (он видел, что должен) сказать, что сделал, — очистить и проникнуть сквозь микровзор к таким своим мельчайшим недрам, что он отвернулся в сторону от всего того, чем теперь был.
Хотел ли он это так видеть?
Глядя, он не знал, что сказать. Он больше, чем просто растянул и проткнул эластичную кожу, которую Проект разработал, чтобы его завернуть; он вывернул ее из себя. Глянец, что у него теперь был, не был той кожей, которую Проект ПС подогнал под него. Та кожа в нем расплавилась.
Глядя, он не знал, что сказать обо всем том, чем, как он видел, он был, чьим видением он также был.
Где однажды были четыре бредения или ложношири, буротвестни или морфогены, деление сделало многих, а многих одним. Увидеть он должен был лишь то, что его единственным твердым центром было то, что его огибало: сфера капсулы. Эта дуга была присоединена к кожуху растительной трубки, под которой некогда был мозг с двумя проводами с толстой серебряной изоляцией, ведущими из продолговатой коробки, закрепленной вверху у переборки капсулы, напротив окна, рядом с которым Имп Плюс сейчас пытался расположиться и ограничить свой взор. Что такое бредения, ложношири, буротвестни, морфогены?
Четыре разновидности его тела и его самого.
Слова, вспоминающее другие слова, но новые слова для того, чем он стал.
Он наблюдал, как его обода смягчались и все вместе поднимались, чтобы держать: но держать было нечего, думал он: но как только он это подумал, один огромный обод субстанции взгорбился в несколько овальных удержаний.
Буротвестень с янтарной чешуей подскочил вверх по его существу, в то же время оставив свою нижнюю надставку там, откуда она и пришла; и он увидел что этот буротвестень, у которого были ниспадающие и обхватывающие края и, словно ночная прозрачность ложношири, которым тот однажды был, прыгнул к самой переборке послушать у пульта, откуда выходили сильно обмотанные провода. Пульт управления.
Но если сейчас бредения были одним, что Имп Плюс узнал, спустив морфоген с каждого конца оси, видимой в одной из частей бредения, что бредение однажды было многим, и в некотором смысле по-прежнему был. Многим чем? Он чувствовал, что не мог сказать, поскольку видеть было нуждой или следствием сказать: многими портами. Но три, четыре или много бредения превратились в их собственное движение.
Ему нужно было видеть свое существо только таким, каким оно было сейчас; поскольку в подъеме и падении его стекловидного глянца мяса, производя волну вокруг или потом через и обратно в каждом контуре, спирали или скосе текущего прерывания и множества скосов, каких он пока не знал, пока потом в падении или подъеме не узнал, что уже был готов, он обнаружил себя полным того, что было раньше.
То есть, где поле нашло способ стать досягаемостью, или досягаемость нашла способ узнать свое отличие от переборки, кожи или излучения, которого оно касался, и тем самым склонил ось досягаемости поперек себя, чтобы пойти в стороны и влиться в предел достижения, так и предел достижения вдруг стал подвержен разрыву и взятию, и бытию своей собственной соседней плазмой, он увидел, что вспоминание об обвальном жжении и трещине крови не склонили его видеть.
Он видел предыдущее склонение, какое достаточно присутствовало, чтобы врасти в себя. И видя это не далеким прошлым — более ранние стягивания и растягивания, темно-красные или бледно-зеленые зыби, больше градиент, чем движение, поворачивание сетей микроорбит поверхности в шелковые пленки, чтобы видеть Солнце, однако облачные шелка, чтобы его замедлить, — Имп Плюс должен склониться прочь от момента тех ближних воспоминаний; поскольку они ему предлагали соскользнуть прямо вниз по оси расстояния во все очертания Земли, которая теперь не могла быть его, и давили его в словах, которые ему бросали, тени того, что он видел и кем был, и что он подразумевал сейчас вместо того, чтобы видеть и быть, здесь в себе — то есть вдали от Земли.
Поэтому конечности посредством склонения распростерлись к другим вбок и не были конечностями. Поэтому соединенные так и, значит, мнимокажущиеся тела видели свой путь ясно, чтобы затем распространить свои мембраны через все тело, какое, казалось тогда, считало себя равноудаленным от всей капсулы. Поэтому больше могло казаться меньше в досягаемости содвижения — чтобы лишь потом разбить свой ответ Солнечному излучению на все длины волны: так что вдоль мембранных длинных красных, кратких синих и фиолетовых или средних зеленых, но, страннее, также неизвестных средних золотых, которые тоже были повсюду, одна быстрота взора тем самым делила, выдавала все частоты.