Геннадий же посещал кладовую часто, всегда в те часы, когда менеджеры многочисленных офисов покидали бизнес-центр. Тогда в пустынном коридоре появлялся Геннадий, щелкал замок и владелец каморки будто исчезал в стене.
Жаль, что этого никто не видел.
Пирошников слушал эту историю со вниманием и тихой завистью, поскольку иметь потайное место, куда можно было бы спрятаться от всех глаз, было его заветной мечтой.
Однако пора было возвращаться к гостям.
Выходя из кладовой в бывший коридор коммуналки, блиставший теперь кафелем и хромом, Пирошников вдруг почувствовал, что ощущение нереальности происходящего, возникшее в кладовой, не покинуло его. Выражалось это в бликах ламп, которые раньше горели белым мертвым сиянием, а теперь будто бы мерцали, струили свет по гладким стенам, в которых множились фигуры Геннадия, Толика, девочек и самого Пирошникова, будто шли они по ярким белым коридорам, преломляясь в пространстве наподобие лучей в гранях стеклянной призмы.
вспомнились ему строчки забытого поэта. Легкая поступь трехстопного амфибрахия почти оторвала Пирошникова от мраморного пола и унесла вдаль, откуда уже нет возврата.
Но почему же «нигде не оставив следа»? Вот он — след неизвестного автора, в этих вот строчках! Ах, неправда, неправда, жалкие оправдания. Нигде и никогда.
И в лифте, несущемся вниз с угрозой для жизни, не покидал Пирошникова этот размер прыжков серны, гарцующей у края пропасти. Лица детей были печальны и сосредоточенны, будто приоткрылась им не дверца в тайный склад, а вход в пыльный склеп с разбитыми надеждами.
Пирошников, когда выпивал, любил думать красиво.
На минус третьем было уже тихо, лишь Софья Михайловна и Дина убирали посуду со стола, унося ее на коммунальную кухню.
— Владимир Николаевич, нашему салону предсказан успех! — радостно объявила Софья, увидев Пирошникова. — Гороскоп очень благоприятен, Дина Рубеновна посмотрела…
— И куда же она посмотрела? В рюмку? — грубовато и неуклюже пошутил Пирошников, но тут же спохватился. — Простите, Дина!
— Не стоит извинений, — лучезарно улыбнулась прорицательница. — Но свет в конце тоннеля виден безусловно.
И в это мгновение легонько звякнули сгрудившиеся на столе чашки, фужеры и рюмки, как бывает в поезде на стыках рельсов, когда звенят ложечки в пустых стаканах.
Котенок Николаич на руках Анюты издал короткое мяуканье.
— Я сейчас, — сказал Геннадий и, круто развернувшись, поспешил к лифту.
Дина улыбалась загадочно.
— Что это было? — спросил Пирошников.
— А что? Не понимаю… — насторожилась Софья.
Дети тоже ничего не заметили.
Лишь где-то в конце коридора залаяла собака.
Дети стали собираться по домам, откланялась и Софья Михайловна, пообещав завтра же в десять утра открыть магазин-салон поэзии, исчезла за своею дверью и прорицательница.
Пирошников запер дверь салона на ключ и зашел в свой бокс, принявший наконец домашний вид.
— Теперь можно жить, — объявил Пирошников котенку. — Точней, доживать, — добавил он мрачно, опуская котенка на застеленную постелью тахту…
Но Николаич ввиду своей крайней молодости отнюдь не собирался доживать, а, сладко потянувшись, изобразил на мордочке довольство и заснул сном праведника.
Глава 9. Предварительные итоги
Общий праздник новоселья, безусловно, способствовал началу работы магазина-салона поэзии. Софья Михайловна с первого же дня заимела обыкновение выносить стул, на котором она сидела, в общий коридор и встречать посетителей рядом с дверью в магазин, провожая внутрь и оставляя наедине с Прекрасным. А сама возвращалась на свой пост за новым посетителем.
Впрочем, интересовали ее не только посетители магазина, а вообще все домочадцы, спешившие на работу, в магазин или учиться, а также возвращавшиеся домой — каждому она успевала сказать слово, а иногда и завязать разговор.
Это относилось и к посторонним людям, навещавшим салон Деметры или парикмахерскую «Галатея». Лишь коренастые накачанные подростки из клуба восточных единоборств проходили мимо враскачку, не удостаиваясь ее внимания… Их Софья побаивалась.
За разговорами не забывала она и своих обязанностей продавца, непременно ввертывая на прощанье что-нибудь типа:
— Заходите, чудесный Есенин появился. В супере…
Или:
— Рекомендую Губермана. Краткость — сестра таланта.