— Далеко отсюда до рядов?
— Нет, близенько. Сейчас за углом и будет. Стар я стал бегать. А то — близко.
Не прошло и пяти минут, как копыта застучали уже в обратном направлении. В широко раскрытую дверь вкатился пристав, весь проникнутый еще воинским пылом.
— Убежали, мошенники. Жаль. Я бы им показал… Я бы им показал, где раки зимуют… А ты чего тут торчишь? — набросился он на сторожа. — Твое место здесь? Там у двух лавок замки взломаны. Ступай, карауль.
Услав сторожа, пристав заходил из угла в угол, заложив руки в карманы брюк, так что браунинг оказался на виду, и начал жаловаться.
— Вы представить себе не можете, господа, сколько у меня теперь хлопот. Я вам скажу откровенно: у нас все потеряли голову. Да, потеряли голову.
Он повернулся на носках и остановился.
— Происходит, так сказать, ломка старого строя. Это вполне естественно. И в результате — а-нар-хия. Разве я не прав? Я, господа, не политик. Полиция должна быть в стороне от политики.
— Это — в будущем, или таков вообще ваш принцип? — спросил я осторожно, вспомнив, как в свое время этот самый пристав, при пособии отряда городовых, держал меня посреди улицы за шиворот.
— Мм… Мы, видите, были обязаны… в силу обстоятельств… — пояснил пристав и с гордостью добавил: — Но теперь — теперь этого больше не будет. Прежде всего нужно привить в сознании масс, что есть границы… Вы понимаете? Мы стараемся прививать, но это трудно… Недоверие и недоверие на каждом шагу. Например, меня самого обвиняют в городе, будто бы я — организатор и руководитель так называемой черной сотни. Но посудите сами, господа: разве это в моем характере? Я всегда действую открыто. Если бы я был недоволен реформами, я прямо и заявил бы об этом… А, между тем, все повторяют нелепый слух, и даже, представьте себе, я получил уже предупреждение, будто бы меня собираются убить. Но за что же, господа, скажите, пожалуйста? Я — человек еще не старый, семейный. У меня малолетние дети. И вдруг — убить. Что вы на это скажете?
Учитель издал неопределенное мычание.
— Вы, конечно, согласны, что это недоразумение? — заторопился пристав. — Вы, наконец, сами можете убедиться… Неужели раз уже на человеке надет полицейский мундир, так ему нельзя оказывать никакого доверия? Ах, господа… Я тоже когда-то в гимназии учился… Э… Что там такое?
Явилась целая группа. Впереди шел городовой, с хмурой и недовольной физиономией. За ним два каких-то господина в мягких фетровых шляпах вели, держа под руки, третьего господина — без шляпы, но в очень приличном осеннем пальто.
— Грабителя изловили! — доложил городовой.
— Ты изловил? — поднял брови пристав.
— Так точно. И вот эти господа.
В руках у городового был какой-то большой сверток. Он бережно положил этот сверток на стол и объяснил:
— Награбленное имущество.
В свертке оказалось несколько пар брюк, пиджаки, жилеты, дамское пальто на вате. Все — довольно хорошего сорта, совсем новенькое и с пришпиленными к каждой вещи белыми магазинными ярлычками.
Господа в шляпах рассказали, что они задержали грабителя около красных рядов, вместе с этим самым свертком, и так как грабитель при задержании сопротивлялся, то они подозвали на помощь проходившего мимо городового.
— А вы сами, кто такие? — несколько сухо спросил пристав.
— Мы? Мы просто так. Обыватели.
— Ага… Ну, что же… Потрудитесь дать показания для составления протокола. Пожалуйте ко мне в кабинет. А этого мошенника — обыскать.
Задержанный, молодой парень лет двадцати, смотрел исподлобья и иронически улыбался, пока полицейские руки снимали с него модное пальто и обшаривали карманы.
— Вишь каким генералом оделся! — сказал дежурный, стягивая с ног задержанного высокие сапоги. — Дорого платил за пальто?
— Сорок три с полтиной! — отчеканил грабитель.
— Не много ли?.. Эге… Что это у тебя в сапоге-то? Долото? Стало быть, прямым путем в арестантские роты. Не успел дурень долото выбросить?
— Я — столяр! — с прежним лаконизмом возразил задержанный.
— Магазинные двери починяешь? Знаем мы вас… Эх, ты! Мастеровой кислощейного цеха! Как это нарвался-то?
Ироническая улыбка на губах задержанного заиграла сильнее.
— Что же, — теперь сажать меня?
— Известно, сажать. Перезимуешь в теплом месте.
— Так. Больше, значит, не нужен стал?
— А кому ты был нужен? — почему-то внезапно рассердился городовой и, захватив в охапку все отобранное имущество, перебросил его со стола в угол, на скамейку. — Чего зря болтать-то?
— Зря не зря, а денег сулили. И в случае чего — защиту и оборону. А это теперь как же, — тоже защита?