— Что такое? Не торопитесь, ничего не могу понять… Пять человек?.. Ага… Не знаю… А приставу докладывали?.. Что сгорело?.. Хорошо, я распоряжусь… Задержали? Доставьте собственными средствами. Свободных городовых нет.
А чаще всего сообщал:
— Ничего не знаю. Обратитесь к его превосходительству.
Младший чиновник вызвал, наконец, в соседнюю комнату тех товарищей, которым понравился четвертый участок. Там он долго, путаясь и начиная сначала, проверял по списку их фамилии, а затем отправил с четырьмя городовыми в новое путешествие.
Мы с учителем остались вдвоем и совсем загрустили. Учитель, как натура более экспансивная, неистово грыз свою бородку и ворчал под нос самые страшные проклятия по адресу предержащих властей. Я предпочитал, считаясь с отношением наличных сил, более «парламентский» образ действий и отправился в соседнюю комнату.
Секретарь управления, завидев меня издали, хотел было ускользнуть, но я поймал его за рукав и начал жаловаться:
— Помилуйте, на что же это похоже? Мы, кажется, с двух часов дня все освобождаемся и освободиться не можем. Я, наконец, есть хочу.
Толстый секретарь высвободил рукав и развел руками:
— Не от меня зависит, сударь. Бумага для вас уже готова, а городовых для сопровождения нет. Было четыре человека, так мы их отправили с вашими… соучастниками. Теперь уже придется вам подождать, пока они назад вернутся.
— А как долго это протянется?
— Ну… полчаса. Или час, в крайнем случае.
— А нельзя ли нам самих себя отправить в участок? Без сопровождения? Мы возьмем бумагу и пойдем.
— Не-ет… — задумчиво протянул секретарь. — Это невозможно. Во-первых, с вас еще не взята подписка о подчинении гласному надзору, а, во-вторых — э… во-вторых, знаете, вам не безопасно будет теперь ходить по улице без охраны. Вы знаете, какое время…
Вторая причина показалась мне довольно нелепой, но секретарь заявил:
— Жалуйтесь, если хотите. А ждать придется.
Я вернулся в приемную. Учитель сидел там на своем прежнем месте и читал какой-то печатный листок.
— Что это у вас?
Он, молча, передал мне листок. Наверху стоял заголовок телеграфного агентства, а немного ниже — напечатанная крупными буквами обычная формула начала манифеста. Совсем внизу, под манифестом, было напечатано: «Дан в Петербурге, октября 17-го дня».
Тут только я и прочел его в первый раз, этот манифест.
— Так вот какие дела! — многозначительно проговорил учитель, когда листок с манифестом был отложен в сторону, и стремительно побежал в соседнюю комнату — воевать. Оттуда до меня донесся его высокий тенор с аккомпанементом целого хора полицейских голосов, и когда тенор добрался до самых высоких нот, и в нем почувствовалась некоторая хрипота, я отправился на подкрепление.
Учитель читал секретарю, помощнику и младшему чиновнику очень живую лекцию по конституционному праву. Я подождал, пока он совсем задохся от негодования, и поставил слушателям ультиматум:
— Или немедленно ведите нас в участок, или я немедленно вызываю сюда по телефону прокурора суда для выяснения конституционных недоразумений.
— Да мы, пожалуй, найдем вам двух городовых, — задумчиво сказал помощник. — Только примите во внимание, что в городе теперь сильное волнение. И по причине сильного волнения ходить опасно. Я советовал бы вам лучше переночевать в управлении. Мы не можем брать на себя никакой ответственности, в случае, если вас убьют или изувечат дорогой.
Я поблагодарил помощника за гостеприимство, но заявил, что ночевать в управлении мы не намерены. Мы желаем, наконец, воспользоваться конституционными гарантиями. Мы желаем быть на свободе. В возможности же нашей насильственной смерти я очень сомневаюсь, так как, благодаря конвою, нас могут принять скорее всего не за освобожденных революционеров, а за арестованных погромщиков.
— Ну… арестованные погромщики… — с неудовольствием повторил помощник. — Арестованные погромщики… Видели вы их, арестованных погромщиков? Вот мы отдадим вам всех городовых, так они еще и полицейское управление разгромят.
И, достав из кармана новую сигару, он послал младшего чиновника предупредить наших будущих провожатых, чтобы они были готовы к отправлению.
Повели нас на улицу черным ходом, и мы прошли через большую комнату, битком набитую городовыми, в шинелях, шапках и полной амуниции. Одни спали прямо на полу, вповалку, другие курили и играли в карты, третьи, по-видимому, пили водку. По крайней мере, пахло в комнате, как в винном складе.