Похоже было, что нервное потрясение вызвало у Светы приступ разговорчивости. Антон помог жене собрать осколки, самый большой – из блюда – вынес в прихожую, остальные поместились в мусорном ведре. Света наконец пришла в себя и потребовала:
– Иди к гостю. Что он может подумать? Через десять минут выходите к столу, я вас специально звать не буду.
– Хорошо, – согласился Антон.
Вязников, похоже, не шевелился после того момента, как хозяин его оставил. Он посмотрел на Антона, и во взгляде математика почему-то ясно читался ужас. Не удивление, не вопрос, а именно ужас – темный, глубокий, непреодолимый.
– Что? – спросил Вязников, с трудом разлепив губы. – Что случилось?
– Ничего особенного, – махнул рукой Антон, усаживаясь в кресло. – На шкафу статуэтка Дон-Кихота стояла. Гипсовая. Сто лет стояла и вдруг упала. Ерунда, я ее давно хотел выбросить... Так о чем мы с вами? Да, вспомнил. Вы сказали: "Дышать стало легче". Вы имели в виду Митрохина?
– Я имел в виду Митрохина, – повторил Вязников, глядя на Антона, как кролик на удава.
– Объясните, пожалуйста, – предложил Антон. – Мы сейчас не в официальной обстановке, вы мой гость, можете говорить все, что считаете нужным. Митрохин был плохим человеком, вы это хотели сказать?
– Можно подумать, что вы сами этого не знаете, – буркнул Вязников, перестав наконец глядеть Антону в глаза и переведя взгляд на трещину в потолке, которую Света уже дважды безуспешно замазывала краской. – Вы же со всеми несколько раз говорили, не могли не услышать...
– Что? – нахмурился Антон. – Ничего такого страшного я о Митрохине не слышал. Просто вы к нему несправедливы, поскольку неравнодушны к его жене. Теперь – вдове.
– Несправедлив! – усмехнулся Eязников. – Несправедлив к человеку, который крадет чужие научные идеи! К человеку, который добивается женщины с помощью шантажа! К человеку, выгнавшему из дома собственную мать, потому что ему нужна была ее комната! Вы знаете, что старуха поехала к брату в Челябинск, по дороге заболела – была зима, морозы стояли под тридцать, – и умерла через неделю после приезда, а он даже на похоронах не был, потому что справлял медовый месяц?
– Об этом мне никто не говорил, – пробормотал Антон.
– Конечно, все они Володю выгораживали, потому что, расскажи каждый о том, что знал, вы бы подумали: ага, вот и у тебя есть мотив!
– Похоже, что и у вас таких мотивов навалом, – кивнул Антон и начал загибать пальцы: – Вы любите Машу, ненавидите научное воровство, не можете простить Митрохину бесчестное поведение по отношению к матери...
– Все перечисленные мотивы, – сказал Вязников спокойным голосом, – не имеют значения, потому что ни у кого из нас не было ни малейшей возможности убить Владимира. Ваши эксперты с этим согласны.
– В общем-то да, – кивнул Антон. – Да что мы все о Митрохине? Света нас обедать ждет. Пойдемте.
Антон буквально вытянул гостя из кресла и подтолкнул в направлении двери. Минуту спустя они сидели за круглым столом, на котором стояли пиалы с овощным и мясным салатами, блюдо с большими кусками аппетитного мяса и жареным картофелем. Хозяин разлил по бокалам холодное "Каберне" и предложил тост за прекрасных дам, которых мы любим, даже если они никогда не будут нам принадлежать.
– Это ты на что намекаешь? – нахмурилась Света, опустив бокал.
– Тост для меня, – объяснил Вязников. – Давайте я тоже скажу. Выпьем за то, чтобы каждому было воздано по делам его.
– Воистину так, – кивнул Антон.
– Но именно по делам, – добавил Вязников, – а не по намерениям или желаниям. За выполнение желаний выпьем отдельно.
– И то верно, – согласился Антон. – Желания далеко не всегда становятся делами, значит, и тосты должны быть разными.
– Что-то вы туманно выражаетесь, мальчики, – вздохнула Света и перевела разговор на премьеру в "Сатириконе", которую никто из них не видел, а потому и обсуждение получилось самое что ни на есть беспристрастное.
За выполнение желаний так и не выпили.
x x x
Антон начал было помогать Свете убирать пустые тарелки, но жена мягко сказала, что, во-первых, сама лучше справится, а во-вторых, нельзя допустить, чтобы гость скучал. Если, мол, незваный гость хуже татарина и его лучше на порог не пускать, то скучающий гость больше не придет сам, и разве это не катастрофа для радушного хозяина?
– Действительно, – усмехнулся Антон. – Что же, Даниил Сергеевич, вернемся к нашим баранам, если не возражаете?
– Душно сегодня, – пробормотал Вязников, устраиваясь в кресле так, будто собирался провести в нем всю оставшуюся жизнь. Что-то изменилось в его поведении: после вина ли он перестал нервничать или пришел к некоему важному для него заключению?
– Антон Владиславович, – сказал Вязников, – по-моему, вы уже достаточно подготовили ситуацию: сначала поджарили меня на медленном огне, потом остудили замечательным вином и едой. Не настолько же я туп, чтобы не понимать смысла ваших действий. Давайте говорить прямо.
– Да, – кивнул Антон, взял в руки лежавшую на столе папочку и достал из нее несколько листков бумаги.
– Вот, – сказал он, – впервые об этом зашла речь, когда я был у вас в институте. Кто-то сказал, что голова, мол, у Eязникова золотая, а руки не из того места растут: при вашем появлении портятся приборы или еще какая-нибудь гадость происходит. О многих теоретиках можно сказать, что при их появлении вечно что-то горит или взрывается. Фольклор такой. Мне это показалось забавным, но, понимаете ли, в этом деле все забавно... Все, кроме смерти. Мотивы, если говорить о преступлении – они ведь тоже забавны, такая, можно сказать, детективная классика, в жизни обычно бывает проще и страшнее. А сам пожар...
Антон кашлянул, прервав себя на полуслове, и ткнул пальцем в первую строку отчета.
– Буду идти в обратном направлении – от сегодняшнего дня в прошлое, – сказал Антон. – Восьмое апреля этого года. На углу улицы Вавилова и Ломоносовского проспекта. Ясный тихий день. В тринадцать двадцать падает дерево в аллее, придавливает проходившего рядом Самсона Орехова, семидесяти трех лет. Насмерть. Эксперты в недоумении – здоровое дерево, могло простоять еще целый век, но почему-то сломалось, как тростник. Человека похоронили, дело закрыли, объяснений нет, люди говорят о злом роке.
– Дальше, – продолжал Антон, переведя палец к следующей позиции в списке. – Двадцать первое января этого года. Сильный ветер, гололед, но небо ясное, это все свидетели говорят, да и метеослужба утвеждает то же самое. И вот с этого ясного неба в девятнадцать пятьдесят три прямо в группу людей, выходивших из гастронома "Улыбка", бьет молния. Два человека получают ожоги второй степени, один – сильнейший удар током. К счастью, летальных исходов нет. Нет и объяснений – впрочем, в данном случае эксперты к делу даже не приступали. Несчастный случай, природное явление. А почему с ясного неба – пусть физики или метеорологи объясняют, это научная загадка, к милиции отношения не имеет.