Я так подробно рассказываю об этом эпизоде потому, что это был момент разрушения моего уже сложившегося представления о Косте. Я знала, что он далеко не мальчик из подворотни, что родился и вырос в интеллигентной профессорской семье. Знала, но до определенного времени воспринимала эту информацию (чего греха таить!) по принципу "в семье не без урода". Во всяком случае, он не производил на меня поначалу впечатления человека начитанного. И, тем более, интересующегося столь непростыми вопросами. Было бы преувеличением сказать, что Костя добросовестно играл роль типичного представителя дворовой шпаны и тем вводил в заблуждение на свой счет окружающих. Все не так просто. И когда он говорит: "Я какой в жизни, такой и на сцене", то не лукавит. Ну, скажем, почти не лукавит…
Я вспоминаю один наш давний разговор. Вернее, рассказ Кости о своем детстве.
- Я еще маленький был, когда мы переехали в новый дом, в отдельную квартиру. И этот наш дом был чуть ли не единственным, "нормальным" домом в микрорайоне. Вокруг - что-то вроде бараков. Рабочая слободка. И я жутко комплексовал, что у меня такая семья, что я вроде белой вороны среди пацанов, которые там жили.
И он стремился доказать тамошним парням, что он "свой". Помните песню "Армия жизни"?
Такое мог написать человек, знающий все это не понаслышке. В Москве, неподалеку от ВДНХ, стоит монумент покорителям Космоса, в народе прозванный "Мечтой импотента". Он стоит на широкой площадке.
- Вот на этой площадке мы и сходились с пацанами из другого квартала, - показал Костя в сторону монумента.
- Зачем сходились? - наивно спросила я.
- Ну, дрались там. Кто с цепями приходил, кто так…
Мне приходилось видеть его в компании школьных друзей. Самые разные люди. Были среди них и не семи пядей во лбу, на мой взгляд. Но что совершенно точно, всех их он нежно любит и для каждого из них он "свой".
Когда он ездил "в гости" в свой старый дом, где жил в школьные годы, жена его говорила:
- Ну, это все! Это теперь дня на три. А то и на пять.
Истинность этих слов подтверждаю. Я помню, как однажды в свою бытность в Москве надо было по очень важному делу вытащить Кинчева из компании школьных друзей. Причем речь шла о деле жизненно важном именно для Кости. Во времена его войны с ленинградской милицией (об этом речь дальше) нужно было срочно устроить его на работу, чтобы он не числился "тунеядцем". И вот человек, который хотел ему в этом помочь и которому нужно было, чтобы Костя подписал соответствующие документы о приеме на работу, отдал свою трудовую книжку и т.д., этот человек затратил невероятное количество энергии и сил на то, чтобы оторвать Кинчева от его школьной компании. это был тринадцатый подвиг Геракла.
Как-то зашел разговор о Костиных фанатах. Да и вообще о новом поколении. Я, помнится, брюзжала по поводу того, что отсутствие тяги к знаниям и культуре едва ли не самая яркая черта сегодняшних шестнадцатилетних.
- Да чего, Нин, я такой же был. В хоккей играл да дрался. Потом, когда подрос, все больше насчет девчонок…
Тем не менее ему как-то удалось совместить в себе "хоккей", "девчонок" и любовь к дракам с большой любовью к книге, к слову.
На этом мы однажды и сошлись.
В течение сезона 85-86 года мы довольно часто встречались в ЛМДСТ и почти всегда спорили. Для споров были две непреходящие темы: творчество "Аквариума" и отношение к христианству. Я Кинчева тогда считала путаником, была уверена, что он, так сказать, адаптирует слово Божие "под себя". Помню, в буфете ЛМДСТ, когда мы сидели за кофе, он выложил на стол книжку в черном переплете. Это были апокрифы.
- Вот он что говорил! - И ткнул пальцем в строку.
- "Я ем и меня едят", - прочитала я указанное место. - Ну и что?
- А то… Смиренник… - И рассмеялся.
- Костя, но ведь тут все дело в синтаксисе. Синтаксис был другой. Говоря современным языком, это означает: "Если я ем, то тогда и меня едят". То есть по принципу "что посеешь, то и пожнешь".
Но для него тогда (да и сейчас) Христос не был агнцем. Спустя много месяцев мы смотрели с ним как-то "Иисус Христос - суперзвезда" по видео. И вот когда началась сцена изгнания торгующих из храма - одна из лучших в фильме, - он вдруг произнес то же самое слово: "Смиренник… А?" - и так же одобрительно засмеялся.
В те первые недели нашего общения он часто говорил о том, что Христос предпочитал общество блудниц и мытарей. Мне все казалось, что это попытки оправдать себя, свою неприкаянность, полубродячий образ жизни, для которого вроде бы и не было оснований: есть квартира в Москве, жена, есть образование, профессия. И человек вдруг на все это плюет и живет все время в чужом городе, по чужим углам. Теперь я понимаю, что не стремление оправдаться, а желание объяснить важные для себя вещи руководило им в этих наших спорах. Он тогда начал резко взрослеть. Не по поступкам даже сужу, а по тем песням, которые о начал писать.
Что же касается "Аквариума", отношения к нему, а вернее, к БГ - это особа тема. В рокерских кругах тогда немало говорили об обозначившемся будто бы соперничестве Кинчева и Гребенщикова, о творческом состязании, что ли. В этом есть доля истины. У Боба в 1985 году не только в Питере, но и в стране не было серьезных конкурентов. "Машина времени" после перехода на профессиональную сцену в глазах всегда непримиримых даже к тени благополучия фанов слегка потускнела. Цой еще не встал в полный рост, хотя и был уже одной из значительных фигур в рок-движении. Звезда Майка Науменко начинала закатываться. В Питере было много хороших групп, но "Аквариум" выпадал из обоймы, реял где-то в горних высях над всеми. И тут появился Кинчев. Теперь, может быть, немногие помнят Костину песню тех пет "Мы держим путь в сторону леса". Впоследствии он подтвердил, что посвящена она была именно Гребенщикову. В ней отношение Кинчева к БГ высказано вполне определенно: